Букелларий

Сперва я научил ее целоваться. Дальше пустил в ход руки. Конечно, сама себя она искуснее ублажала, но и то, что делал я, понравилось. Заводилась Лампагия быстро и сразу теряла голову. Первый раз мы позанимались с ней любовью прямо на деревянном полу беседки, потому что скамейки в ней были слишком узкие, даже для пока не раскормленной попки девушки. Кончала быстро, коротко и по несколько раз. Мы настолько увлекались, что частенько пропускали окончание сиесты. Нас не выдали. Мы считались как бы помолвленными, а для таких пар у франков добрачная связь не считались слишком зазорной.

В начале лета нам пришлось сделать несколько коротких перерывов. После второй победы над маврами Эд Большой стал настолько популярен, что новый вали северных территорий аль-Андалуса, в которые теперь входила и Септимания, и по совместительству мой старый знакомый Усман ибн Наисса, он же Мунуза, решил жить с ним дружно, прислал посольство для заключения договора о ненападении. Я со своим отрядом ездил к границе, чтобы встретить послов, а потом провожал их и наше посольство, которое отправилось в Нарбонну, где обитал вали.

После разлук наши чувства, было притупившиеся, опять полыхнули. Мы оба с нетерпением ждали сиесты и прикидывали, через кого намекнуть Эду Большому, что его дочке пора замуж. Чаще всего он прислушивался к советам жены Вальтруды, которая была старше его на два года, но эта карга в упор не замечала Лампагию, а ко мне сперва относилась слишком любезно, я даже подозревал, что влюбилась, но возненавидела, когда узнала, на ком хочу жениться. Вторым доверенным лицом правителя Аквитании был Сепп, который не мог мне простить, что не распознал во мне хорошего воина и не принял на службу. К тому же, как догадываюсь, у него были свои виды на внебрачную дочь сеньора, потому что с год назад стал вдовцом и, как мне сообщила по секрету Лампагия, тайно влюблен в нее. Девушки определяют таких сразу и ведут им учет, чтобы в старости перебирать имена бывших поклонников, как четки. Оставалось дождаться следующего сражения, после чего самому попросить в награду руки Лампагии.

Вскоре подвернулся другой случай. Эд Большой предложил мне отправиться к Карлу Мартеллу.

— Отвезешь мое послание. В нем я требую компенсацию за нападения на мои владения на левом берегу Луары. Мартелл сейчас в Меце собирает армию для похода на саксов. Я уверен, что он постарается уладить этот вопрос мирным путем, не дожидаясь моего ответного нападения на Нейстрию, когда он будет далеко от нее, — сказал правитель Аквитании и объяснил, почему выбрал именно меня: — Это задание, конечно, не для человека твоего ранга, но мне надо, чтобы во время пира, на который тебя обязательно пригласят, ты «случайно» проболтался, что я заключил с Мунузой договор о военном союзе. Поскольку мажордому сообщат, что ты один из моих старших командиров, тебе должны поверить. Пусть думает, что я могу ударить не один, а второе нападение мавров подданные не простят ему.

Надо же, а я считал Эда Большого простаком, не способным придумать даже обходной маневр во время сражения. Хотя, вполне возможно, что кто-то, скорее всего, Сепп, подкинул ему эту идею.

41

Мажордом Карл Мартелл выглядел моложе своих сорока лет. Наверное, благодаря подвижности. Он даже сидеть спокойно не мог, дергался, будто скачет на лошади. Роста среднего, склонен к полноте, но еще не раскабанел. Темно-русые волосы на голове подстрижены под горшок. Лицо выбрито идеально, не то, что у большинства его помощников, хотя одет небрежно, даже рано утром туника и штаны из дорогих тканей были мятыми, точно спал них. Может, так и было. У богатых свои причуды. Темно-голубые глаза мажордома смотрели в глаза собеседника пристально, но коротко и только вначале, а потом избегали их. Наверное, из-за боязни разрушить сложившееся при первом взгляде впечатление. Не знаю, что увидел в моих глазах, на его пухловатом лице ничего не проявилось. Жестом приказал он передать привезенный папирус секретарю — тщедушному типу с узким заостренным лицом и такой же, птичьей, грудью. Послание выслушал равнодушно: кто-то там что-то написал…

— На словах ничего не передал? — спросил Карл Мартелл таким тоном, словно ему-то пофиг, но этикет надо соблюсти.

Меня это почему-то цепануло, поэтому ответил вопросом:

— А должен был?

Мажордом дернулся, будто лошадь по ним взбрыкнула, посмотрел мне в глаза еще раз и, скривив пухловатые губы в подобие улыбки, произнес как бы шутливо:

— Ты меня рассмешил! Пожалуй, возьму тебя на службу!

— Эд Большой ценит меня не только за шутки, поэтому останусь у него, — отказался я.

— А за что еще? — с искренним любопытством поинтересовался Карл Мартелл.

— За то, что спас ему жизнь под Суасоном и прочие мелочи, — ответил я.

— Под Суасоном? — переспросил он, задумался ненадолго и задал второй вопрос таким тоном, будто говорил о чем-то забавном: — Это не про тебя мне рассказывал Милон, что ты ограбил мой шатер?!

— Да там грабить нечего было! — в тон ему произнес я.

Карл Мартелл захохотал так, будто услышал что-то невероятно остроумное.