Будущее ностальгии

Господин Нахтвех буквально проживал у стены с 1989 года. Это место стало его частным предприятием. В середине 1980‑х годов молодой портной из Западного Берлина обсуждал со своими друзьями не очень-то невинную шалость, заключавшуюся в том, чтобы отколоть кусок стены подручными средствами. В 1989 году, когда стена была открыта, он был одним из первых людей, готовых реализовать свою мечту. Это был год смерти его отца; старший господин Нахтвех, как говорят, был коммунистом, который не дожил до конца ГДР. Его сын посвятил следующие десять лет своей жизни сохранению памяти о стене, создав частный архив и собрав памятные вещи из Восточной Германии. У господина Нахтве нет восточногерманского коллеги; для восточных немцев стена все еще во многом остается слишком серьезной преградой, несмотря на ее невидимость. (Даже притом что многие бывшие восточные немцы отмечают, что они слишком быстро забыли 1989 год, похоронили эти яркие истории о перебежчиках, об улыбке на неулыбчивом лице стража, о щедрости незнакомцев, которые никогда не должны повториться.) Нахтвех ностальгирует не по ГДР или по политическому символизму стены, а скорее по травме и шоку 1989 года — событию единственному и неповторимому. В эпоху механического и электронного воспроизведения, виртуальных стен и подвижных руин господин Нахтвех охраняет и продает ауру исторической достоверности.

Такие спонтанные памятные места долго не продержались бы в центре нового Берлина. Небольшая часть стены была перенесена в новую музейную экспозицию Германской Республики, а остальные пошли по рукам, на волю свободного рынка. Самая крупная часть стены, находящаяся под открытым небом, в галерее Ист-Сайда, не сохраняет оригинальные картины, но демонстрирует их бесконечные репродукции, а также нынешние политические лозунги и граффити. Русский художник подписывал каждый квадрат стены своим именем — во всех возможных написаниях — жалкая попытка установления авторства по отношению к истории. Новый международный стиль — это культура граффити, которая не знает границ, никаких препятствий и никакой истории. Зашифрованные подписи молодых городских райтеров просто отмечают место, привлекая к нему внимание и делая его нечитаемым. Берлинская стена, покрытая неразборчивыми граффити, выглядит как любая другая стена на Востоке или на Западе. Это самый яркий признак нормализации.

Потсдамская площадь, где господин Нахтвех охранял последний фрагмент стены, является идеальным местом, где сосуществуют руины и строительные площадки. Здесь Инфобокс демонстрирует образ будущего Берлина без какого-либо взгляда на упреждающую ностальгию. Инфобокс, веселая красная стальная конструкция на сваях, демонстрирует многообещающую выставку: «Увидьте город будущего сегодня»[537]. Дизайн Инфобокса напоминает один из авангардных конструктивистских проектов 1920‑х годов, которые в 1990‑е годы уже не являются новаторскими, а представляют собой общее место в сфере коммерческой архитектуры. Единственное, что делает его сопоставимым по духу с конструктивизмом, — это хрупкость его конструкции и его утопический оптимизм.

Как и Тахелес, Инфобокс может скоро исчезнуть. Но это будет скорее оптимистическое, нежели меланхолическое событие. Инфобокс был первым зданием, которое появилось посреди «городской пустыни Потсдамер и Лейпцигер Плац». Оно вырисовывалось над пустым пространством, и теперь это пространство сжимается каждый день, в то время как небоскребы в центре Берлина начинают расти, как грибы после дождя. Восстановление Берлинского центра было последним пятилетним планом XX века, и в отличие от советских пятилеток, эта действительно могла быть выполнена. Инфобокс, открывшийся в октябре 1995 года, должен был дожить до 31 декабря 2000 года. Существование связано с его устареванием. Инфобокс исчезнет (или будет разобран и собран на другом месте, так как практичные берлинцы не захотят ничего тратить), как только сбудутся мечты о корпоративном рае и обещанное на выставке «Будущее» станет настоящим. Мечты здесь понимаются практически, как каркас для будущего, а не как плоды воображения или просто виртуальность. Таким образом, это не исчезающий контрмонумент, а одноразовый архитектурный объект. Его создатели с нетерпением ждут его исчезновения, что будет означать окончательное выполнение желаний, если они тоже не уступят искушению самоувековечивания.

Возможно, в 2001 году Инфобокс станет ностальгическим фетишем, и его собственная небольшая модель будет показана в Тахелесе будущего. Это будет предмет коллекционера, как старый трамвай, застрявший в саду скульптуры. Сегодня Инфобокс не обращает на себя внимания, а предлагает вам смотреть за себя и выходить за свои пределы. Он предоставляет множество интерактивных развлечений, но мало отражает и анализирует текущие дискуссии в области урбанистики и берлинской идентичности[538].