Читаем Будущее ностальгии полностью

Если вы доберетесь до станции Грюневальд и дойдете до последней платформы, то обнаружите пути, покрытые гравием и сорняками, и несколько тщедушных березок, растущих между рельсами[503]. Здесь нет поездов, только металлические мемориальные доски на платформе с датами и цифрами. Они рассказывают о количестве евреев, перевезенных в лагеря, и точных датах этих событий. Прошлое хранится здесь в его неизменной пустоте. По словам Джона Эшберри, это — «возвращение к точке невозврата». Этот пронзительный тип увековечивания памяти вовсе не связан со строительством памятников, наоборот — он предполагает, что опустевшее пространство лишается своей функции, остается без ремонта и реставрации. История в данном случае размещается не под крышей музея, а остается открытой для воздействия всех сил природы. На станции Грюневальд прошлое — это не символ, а как бы иное измерение бытия, один из элементов окружающего пейзажа, который неизменно сопровождает нас в наших повседневных городских делах. Камешки и сорняки на заброшенных железнодорожных путях дают противоядие от реставрирующей ностальгии. Лично для меня это место — самый впечатляющий из виденных мной памятников жертвам Холокоста.

Берлин — город альтернативных маршрутов и карт, а также — множества потенциальных традиций, которые обитают на спорных территориях. Вся система городской инфраструктуры здесь выставлена напоказ куда больше, чем в любом другом городе: от разнообразных видов транспорта до труб и строительных материалов. То, что обычно скрыто, в Берлине выставляется на всеобщее обозрение в тот период, когда ни археологические раскопки, ни строительные работы еще не завершены. Ни в одном другом городе мира нет средств передвижения, а также бывших станций метро и вокзалов, наполненных такой чувственностью, как в Берлине. Здесь транспортные средства олицетворяют структуры коллективной памяти и ритмы тоски. В Берлине ностальгия связана не только с определенными центрами притяжения, но и со способами их созерцания.

Набоков составлял свой «Путеводитель по Берлину» с точки зрения обычного пассажира трамвая, мир которого обрамлен потрескавшимся окном вагона. Трамвай был первым пунктом в его анахронистически-ностальгическом музее будущего: «Конка исчезла, исчезнет и трамвай, — и какой-нибудь берлинский чудак-писатель в двадцатых годах двадцать первого века, пожелав изобразить наше время, отыщет в музее былой техники столетний трамвайный вагон, желтый, аляповатый, с сидениями, выгнутыми по-старинному…» Набокова одолевает опережающая ностальгия, превращая Берлин 1920‑х годов, город, который, как кажется, всегда находится в процессе становления, в руину будущего. Темпоральные метаморфозы настоящего в прошлое-в-будущем сопровождались пространственной трансформацией и магической подменой объекта тоски. «Ласковые зеркала будущих времен» позволяют писателю переживать ностальгию по-своему и почти извращенно, испытывать тоску не по своей утраченной родине, а по нелюбимому городу своего изгнания.

Преуспев в роли ироничного берлинского ностальгирующего, Набоков оказался не таким успешным в роли пророка будущего. Писатель не мог предугадать реальных темпов модернистского прогресса и быстрой трансформации технологических инноваций в объекты ностальгии. Трамвай стал предметом музеефикации намного раньше. Трамвайный вагон, покрытый граффити, стоит на Ораниенбургер-штрассе и работает в качестве закусочной в американском стиле. Трейлер в Кройцберге возле разрушенного железнодорожного вокзала Ангальтера является памятником традиции героической культуре сквоттеров 1970‑х и 1980‑х годов и контркультуре в Западном Берлине. Гэдээровский Трабант был установлен в саду скульптур альтернативного арт-центра в Тахелесе в качестве мемориала потребительской культуре ГДР и номадическим чаяниям. На улице Линден старый трамвай стал частью временной экспозиции, которая раскрывала тенденции технологического устаревания на Востоке и Западе и превращения в мусор бывших некогда передовыми бытовых устройств. В новом «Музее союзников в Берлине», который заново рассказывает историю обновленного Берлина, восходящего к началу германо-американской дружбы в 1949 году, демонстрируются старые поезда и самолеты, транспортные средства, обеспечивавшие спасение Берлина и вывозившие его из нацистского прошлого.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология