Если вы доберетесь до станции Грюневальд и дойдете до последней платформы, то обнаружите пути, покрытые гравием и сорняками, и несколько тщедушных березок, растущих между рельсами[503]. Здесь нет поездов, только металлические мемориальные доски на платформе с датами и цифрами. Они рассказывают о количестве евреев, перевезенных в лагеря, и точных датах этих событий. Прошлое хранится здесь в его неизменной пустоте. По словам Джона Эшберри, это — «возвращение к точке невозврата». Этот пронзительный тип увековечивания памяти вовсе не связан со строительством памятников, наоборот — он предполагает, что опустевшее пространство лишается своей функции, остается без ремонта и реставрации. История в данном случае размещается не под крышей музея, а остается открытой для воздействия всех сил природы. На станции Грюневальд прошлое — это не символ, а как бы иное измерение бытия, один из элементов окружающего пейзажа, который неизменно сопровождает нас в наших повседневных городских делах. Камешки и сорняки на заброшенных железнодорожных путях дают противоядие от реставрирующей ностальгии. Лично для меня это место — самый впечатляющий из виденных мной памятников жертвам Холокоста.
Берлин — город альтернативных маршрутов и карт, а также — множества потенциальных традиций, которые обитают на спорных территориях. Вся система городской инфраструктуры здесь выставлена напоказ куда больше, чем в любом другом городе: от разнообразных видов транспорта до труб и строительных материалов. То, что обычно скрыто, в Берлине выставляется на всеобщее обозрение в тот период, когда ни археологические раскопки, ни строительные работы еще не завершены. Ни в одном другом городе мира нет средств передвижения, а также бывших станций метро и вокзалов, наполненных такой чувственностью, как в Берлине. Здесь транспортные средства олицетворяют структуры коллективной памяти и ритмы тоски. В Берлине ностальгия связана не только с определенными центрами притяжения, но и со способами их созерцания.
Набоков составлял свой «Путеводитель по Берлину» с точки зрения обычного пассажира трамвая, мир которого обрамлен потрескавшимся окном вагона. Трамвай был первым пунктом в его анахронистически-ностальгическом музее будущего: «Конка исчезла, исчезнет и трамвай, — и какой-нибудь берлинский чудак-писатель в двадцатых годах двадцать первого века, пожелав изобразить наше время, отыщет в музее былой техники столетний трамвайный вагон, желтый, аляповатый, с сидениями, выгнутыми по-старинному…» Набокова одолевает опережающая ностальгия, превращая Берлин 1920‑х годов, город, который, как кажется, всегда находится в процессе становления, в руину будущего. Темпоральные метаморфозы настоящего в прошлое-в-будущем сопровождались пространственной трансформацией и магической подменой объекта тоски. «Ласковые зеркала будущих времен» позволяют писателю переживать ностальгию по-своему и почти извращенно, испытывать тоску не по своей утраченной родине, а по нелюбимому городу своего изгнания.
Преуспев в роли ироничного берлинского ностальгирующего, Набоков оказался не таким успешным в роли пророка будущего. Писатель не мог предугадать реальных темпов модернистского прогресса и быстрой трансформации технологических инноваций в объекты ностальгии. Трамвай стал предметом музеефикации намного раньше. Трамвайный вагон, покрытый граффити, стоит на Ораниенбургер-штрассе и работает в качестве закусочной в американском стиле. Трейлер в Кройцберге возле разрушенного железнодорожного вокзала Ангальтера является памятником традиции героической культуре сквоттеров 1970‑х и 1980‑х годов и контркультуре в Западном Берлине. Гэдээровский Трабант был установлен в саду скульптур альтернативного арт-центра в Тахелесе в качестве мемориала потребительской культуре ГДР и номадическим чаяниям. На улице Линден старый трамвай стал частью временной экспозиции, которая раскрывала тенденции технологического устаревания на Востоке и Западе и превращения в мусор бывших некогда передовыми бытовых устройств. В новом «Музее союзников в Берлине», который заново рассказывает историю обновленного Берлина, восходящего к началу германо-американской дружбы в 1949 году, демонстрируются старые поезда и самолеты, транспортные средства, обеспечивавшие спасение Берлина и вывозившие его из нацистского прошлого.