Читаем Будущее ностальгии полностью

Обстановка, в которой буквально каждый участок становится предметом споров, обеспечивает здоровый заряд рефлексирующей истории. В то время как западногерманским немцам в целом было предоставлено больше возможностей для экспериментов с воспоминаниями и объектами исторической археологии, только в конкретных ситуациях урбанистических дискуссий они начинали воспринимать культурную память бывших жителей ГДР, выходя за пределы политических упрощений. Берлин — это лаборатория, где ведется работа с памятью, где можно исследовать риторику городской реставрации: от фрагментарной реконструкции и маркированных пустых пространств (Новая синагога) до диалектического или оксюморонного сопоставления (концепция Хоффманна-Акстельма для Берлинского городского дворца), которое обнажает раны прошлого и гетерогенных коллажей, предложенных Либескиндом, которые выявляют «молнии отсутствия» и тоску человека, лишенного возможности возвращения на родину. Здесь существуют также стихийные формы увековечивания и новые городские ритуалы, которые сшивают урбанистические шрамы без архитектурного вмешательства. Тем не менее существует куда более конформистский и корпоративный способ оживления полуразрушенных объектов и создания искусственных руин или идеальных ремейков, которые более жизнеспособны с коммерческой точки зрения. В Берлине мемориалы памяти не ограничиваются историческими памятниками; действительно, музеи, сувенирные магазины, макеты и археологические раскопки сами по себе могут стать стихийными памятниками переходному периоду сегодняшнего дня.

Главная особенность Берлина эпохи переходного периода — сосуществование различных видов ностальгии и наложение восточных и западных способов сохранения памяти. В дизайне новых берлинских открыток используются ностальгические сюжеты, принадлежащие как восточным, так и западным берлинцам: здесь можно увидеть, как старый Городской дворец, так и гэдээровский Александерплац, как светофорного человечка Ампельманна, так и императора Вильгельма. В новом книжном магазине на реконструированной Фридрихштрассе есть комната в стиле ГДР, где можно купить полные собрания сочинений Маркса, Энгельса, Хонеккера и множество сувениров с Ампельманном. Как и в эпоху ГДР, эта комната предсказуемо пуста; там слоняется только пара антропологов и американских аспирантов. Порой это просто коммерческая постановочная демонстрация сцен городского примирения вокруг разрушенной стены, но в других случаях, как и в истории новой синагоги, в результате выстраивания диалога между Востоком и Западом удается выявить те самые пробелы в истории, которые нарушают ностальгическую преемственность.

Новая синагога, пустое пространство и ретуш ированная фотография

Прогуливаясь по Ораниенбургер-штрассе в восточной части Центрального Берлина, я остановилась возле небольшого потрепанного книжного магазинчика и спросила, где находится еврейское кладбище. «Здесь нет еврейского кладбища», — ответил продавец в очках.

«Я ищу Гроссе-Гамбургер-штрассе», — снова спросила я.

«А, — сказал он, — но там только пустое пространство. И всего одна могила».

Действительно, старейшее еврейское кладбище в Берлине больше походит на пустой восточноберлинский двор с запахом пережаренного гамбургера и шумом строительных работ на фоне. Сюда выходят окна соседних домов, а из подвалов поднимается пар. Это обычная бытовая проблема: просто сломалась канализация. Здесь — место старейшего еврейского кладбища в Берлине, которое относится к 1672 году, когда этот земельный участок был дарован Великим курфюрстом Бранденбурга преследуемым венским евреям, эмигрировавшим в Берлин. Кладбище было осквернено нацистами, которые прорыли через него траншею и использовали надгробные плиты для ее укрепления. Расположенный рядом еврейский дом престарелых был превращен в пересыльный пункт для тех, кого отправляли в Освенцим. После войны была вновь установлена единственная надгробная плита — надгробие Моисея Мендельсона, еврейского философа эпохи Просвещения.

У входа я прохожу мимо памятника жертвам депортации. Он почти радует меня своей условностью. Объект не привлекает внимания. Затем я прогуливаюсь по пустому двору. Я делаю это каждый раз, когда еду в Берлин. Теперь это мой неофициальный ритуал.

Расположенная рядом синагога на Ораниенбургер-штрассе, Центр иудаики, художественная галерея и кафе представляют собой более оживленное пространство, которое напоминает о еврейской жизни довоенного Берлина, но не является попыткой ее реконструкции. Синагога с ее нарядным золотым куполом является одним из примеров воплощенной «критической реконструкции», которая стремится к достижению компромисса между необходимостью реконструкции и сохранением пустого пространства, напоминающего о необратимом разрушении.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология