Читаем Будущее ностальгии полностью

Ленинград-Петербург в годы перестройки оставался центром молодежной культуры. Молодежная культура превратилась из политически и поэтически ангажированного рока в деконтекстуализированные ритмы международного техно, от неофициальных домашних вечеринок до ночных клубов с входной платой и фейсконтролем. «Домашние вечеринки ранней перестройки» проходили в пустых коммунальных квартирах, которые уже были расселены для «капитального ремонта». Кварталы полуразрушенных жилых домов с коммунальными квартирами на набережных Фонтанки и Мойки стали раем для сквоттеров. Культура квартирников сохранялась с 1960‑х годов до 1990 года, в подобных сквотах находилась «Новая академия изящных искусств» Тимура Новикова[402] и мастерские таких художников, как Африка, Гурьянов, Мамышев и другие. Они принимали участие в маскараде культурных форм, костюмированных представлениях с переодеваниями, а также занимались поиском нового образа красоты. Они обживали пространства, находившиеся в состоянии перехода, характеризующие ленинградско-петербургский эзотерический образ жизни — где-то в пограничной зоне, между двумя рефлексиями.

Если домашние вечеринки-квартирники продолжали ту самую культуру приватизированной общественной сферы, которая существовала с 1960‑х годов, то ночные клубы ввели новую форму социализации, более анонимную и менее ориентированную на конкретные места в городе. В 1970‑е годы в Ленинграде шутили, что ближайший местный ночной клуб расположен в Хельсинки. В 1990‑х шутка утратила смысл. Появление техно также положило конец культу автора-исполнителя, который сохранялся в ленинградском роке, и вывело на передний край фигуру диджея, переработчика техно-мелодий. Техно-мода вышла непосредственно из Берлина с участием берлинских диджеев. В результате завершилась целая система эзотерической коммуникации, которая сохранилась из традиции подполья. Одна молодая женщина прокомментировала это, рокеры казались такими же старомодными, как юные пионеры. Неформальность, культ безделья и аполитичного отношения превратились из экзистенциальной формы бытия в модный жест. В журнале «Птюч»[403] был тщательно расписан беззаботный образ жизни рейверов; он превращался в кодекс поведения, такой же, как бывший советский кодекс молодых строителей коммунизма. Образцовый рейвер должен получать удовольствие любой ценой, никогда не говорить о политике и не зарабатывать на жизнь: оба вида деятельности считаются просто признаками дурного тона. Коммерциализированный и размытый эстетизм наконец институционализировался. Если в конце концов говорить о политике, то радикальные правые а-ля Лимонов или Летов считались весьма модными в конце 1990‑х годов, впрочем, эта тенденция сейчас совсем на исходе. Постепенно неформальная неофициальная молодежная культура поздней советской эпохи стала институционализированной субкультурой с гонорарами, службой безопасности, мафией, государством и рекламой[404]. И вот, пати рейверов заняли основные туристические объекты города, включая Дворцовую площадь и Петропавловскую крепость. Кто бы мог подумать, что спектакль революции, однажды разыгранной здесь в полноценно вагнеровском масштабе, в какой-то момент завершится рейв-вечеринкой?

В 1998 году петербургский карнавал не состоялся. Администрация Яковлева поздравила организаторов карнавала с большим успехом и выделила значительную сумму за организацию карнавала из городского бюджета. Только эти деньги, как часто бывает в России, каким-то образом растворились — и так и не дошли до организаторов карнавала. Подобный метод мягкого саботажа традиции Санкт-Петербурга вызвал скандал в прессе. Люди скучали по карнавалу; его отсутствие давало понять, что он уже стал состоявшейся традицией. Массовый рейв-парад также не состоялся. Городские власти постоянно терпели неудачу в попытках организовать что-либо, похожее на общегородской праздник. В конце концов в газетах появилась реклама Ночи развода мостов с музыкой, фейерверками и одновременным поднятием разводных пролетов всех мостов в полночь.

Вечер начался для нас за Михайловским дворцом, местом царского отцеубийства, где несколько джазовых групп бесплатно играли для оставшихся здесь представителей богемы, которые наслаждались поздним завтраком на траве. Предприимчивые бабушки радостно блуждали среди слегка опьяненной молодежи. Бабушки здесь были единственными, кто воспринял дух свободного рынка и нового предпринимательства. Они занимались бизнесом: вместо того чтобы наставлять молодежь, как в старые добрые времена, они радостно улыбались и собирали бутылки от вина и пива.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология