Брокен-Харбор

— Вы оказались в сложной ситуации. Многим на вашем месте захотелось бы поделиться с кем-то своей проблемой.

— С кем?

— С вашей сестрой, например.

— Фиона… — Лицо Дженни исказила кривая усмешка. — Ну нет, это вряд ли. Я люблю Фиону, но, опять же, есть вещи, которых она просто не понимает. И в любом случае она всегда… Сестринская зависть, понимаете? Фи всегда считала, будто мне все легко дается, само падает в руки, а ей приходится надрываться. Она бы не сказала: «Ха-ха, теперь ты понимаешь, каково мне», но точно подумала бы. И как бы мне это помогло?

— А друзья?

— Таких друзей у меня больше нет. Да и что бы я им сказала? «Привет, Пэту мерещится, что у нас в стенах живет какой-то зверь. По-моему, у моего мужа едет крыша»? Ага, конечно. Нет уж, я не такая дура. Скажешь одному человеку, и об этом узнают все. Говорю вам, я бы не допустила, чтобы над нами смеялись или, еще хуже, жалели нас. — Дженни воинственно задрала подбородок. — Я все думала про Шону — девчонку, с которой мы тусовались в детстве. Сейчас она превратилась в конченую суку. Мы с ней больше не общаемся, но если бы она об этом прознала, то мигом бы мне позвонила. Как только мне хотелось рассказать что-то Фионе или еще кому, я сразу представляла голос Шоны: «Дженни, привет! О боже, я слышала, Пэту совсем башню снесло. Ему розовые слоники на потолке чудятся, да? Кто бы мог подумать? Мы-то все воображали, будто вы идеальная пара, мистер и миссис Зануды, будете жить долго и счастливо… Как мы ошибались! Ладно, мне пора на массаж горячими камнями; звоню, просто чтобы сказать — мне та-а-ак жаль, что у вас все пошло кверху жопой! Пока-а!»

Дженни замерла, вцепившись пальцами в одеяло.

— Это единственное, что у нас оставалось: никто ничего не знал. Я постоянно твердила себе: «По крайней мере, никто не знает». Пока люди считали, что у нас все отлично, у нас был шанс все наладить. Но если все считают вас больными на всю голову неудачниками, к вам начинают относиться соответственно, и тогда ваша песенка спета. Вам крышка.

«Как с тобой обращаются, так ты себя и чувствуешь», — сказал я Ричи.

— Но есть же профессионалы — психологи, психотерапевты. Они информацию о клиентах не разглашают.

— Чего ради? Чтобы они сказали, что Пэт — псих, и забрали его в дурку, где он бы в самом деле свихнулся? Нет уж, психотерапевты Пэту были не нужны. Ему просто нужна была работа, чтобы некогда было переживать по пустякам, чтобы он ложился спать в нормальное время, а не… — Дженни оттолкнула рисунок с такой яростью, что он слетел с постели и с неприятным шорохом приземлился у моих ног. — А мне всего лишь нужно было продержаться до тех пор, пока он не найдет работу. Вот и все. И если бы все обо всем узнали, я бы этого не вынесла. Когда я забирала Эмму из школы, учительница мне улыбалась и говорила что-нибудь типа: «О, Эмма читает все лучше и лучше», словно я нормальная мамаша, которая сейчас поедет в свой нормальный дом. Только в такие моменты я и чувствовала себя нормальной. Я нуждалась в этом. Лишь это держало меня на плаву. Если бы она сочувственно мне улыбнулась и похлопала меня по руке, потому что узнала, что Эммин папочка в психушке, я бы сдохла на месте, прямо в классе.

Воздух казался твердым от жары. На долю секунды я увидел себя и Дину, нам было лет четырнадцать и пять соответственно, — я выкручиваю ей руку у школьных ворот: «Заткнись, заткнись, никогда не говори про маму с посторонними, а не то я тебе руку сломаю!» Ее пронзительный вопль, похожий на свисток паровоза, и тошнотворное, захватывающее дух удовольствие от того, что я тяну ее запястье все выше. Я нагнулся, чтобы подобрать рисунок, а заодно спрятать лицо.

— Я ведь не многого хотела, — сказала Дженни. — Я не тщеславна и никогда не мечтала стать поп-звездой, главой корпорации или светской львицей. Я просто хотела быть нормальной.

Ее голос лишился последних остатков силы, стал сухим и бесцветным. Я положил рисунок обратно на кровать, но Дженни, похоже, не заметила.

— Так вы поэтому забрали Джека из сада, верно? — спросил я. — Не из-за денег. Он говорил, что слышал, как скребется зверь, и вы боялись, что он скажет об этом там.

Дженни отшатнулась, словно я замахнулся на нее кулаком.

— Он без конца про это твердил! Вернее, в начале лета он упоминал об этом изредка, да и то только потому, что Пэт его поощрял. Например, спускаются они вниз, и Пэт говорит: «Видишь, Джен, я не чокнулся, Джек тоже только что слышал зверя. Правда, сынок?» И Джек, естественно, подхватывал: «Да, мамочка, я слышал зверя в потолке!» Если вы скажете трехлетке, что он что-то слышал, и если он понимает, что вы хотите, чтобы так и было, то он, конечно, убедит себя, что он это слышал. Тогда я не придавала этому большого значения, просто отвечала: «Не волнуйся, это обыкновенная птица, скоро она улетит». Но потом…

Она дернулась всем телом — так резко, что мне показалось, что ее сейчас стошнит.