На верхнем этаже, в дальнем конце коридора, есть комната для допросов, которую мы используем только при крайней необходимости. Отопление там не работает, и даже среди лета в этой допросной холодно как в подземелье. Вдобавок там что-то с проводкой — флуоресцентные лампы светят так, что режет глаза, а через неделю-две перегорают. Мы отправились туда.
Ричи закрыл за нами дверь и остался стоять рядом — стопка бумажек зажата в руке, глаза бегают, словно у шантрапы. Именно так он и выглядел — тощий гопник, привалившийся к разрисованной граффити стене, на стреме у мелких барыг в обмен на дозу. А я-то уже начинал считать его своим напарником. Еще недавно мне было приятно работать с ним плечом к плечу, а теперь я испытывал отвращение к нам обоим.
Я вынул из кармана пакет для вещдоков и положил на стол.
Ричи закусил губу, но не вздрогнул и не удивился. Во мне угасла последняя искра надежды: он заранее был к этому готов.
Молчание тянулось вечно. Скорее всего, Ричи думал, что таким образом я давлю на него, словно на подозреваемого. Мне казалось, что воздух в комнате сделался хрустальным, хрупким и, стоит мне заговорить, разобьется на миллион острых как бритва осколков, которые обрушатся на нас и разрежут на куски.
— Какая-то женщина принесла это сегодня утром, — наконец сказал я. — По описанию она похожа на мою сестру.
Это его проняло. Ричи вскинул голову, побледнел и уставился на меня, забыв, как дышать.
— Мне бы хотелось узнать, какого хера вещдок оказался у нее, — добавил я.
— Ваша
— Женщина, которая ждала меня у конторы во вторник вечером.
— Я не знал, что она ваша сестра. Вы не говорили…
— Потому что это не твое дело. Как к ней попал пакет?
Ричи прислонился к двери и провел ладонью по губам.
— Она пришла ко мне домой, — ответил он, не глядя на меня. — Вчера вечером.
— Как она узнала, где ты живешь?
— Не знаю. Вчера я пошел домой пешком — мне нужно было подумать. — Он быстро взглянул на стол, словно это причиняло ему боль. — Наверное, она опять ждала здесь либо вас, либо меня, увидела, как я вышел, и увязалась за мной. Я только вернулся домой, а уже через пять минут звонок в дверь.
— И ты пригласил ее выпить чаю и мило поболтать? Так ты обычно поступаешь, если к тебе на порог заявляются незнакомые женщины?
— Она попросила разрешения войти. Она замерзла — я видел, что она дрожит. И потом, она не незнакомка — я ее запомнил. (Еще бы: люди, особенно мужчины, Дину быстро не забывают.) Не мог же я допустить, чтобы ваша подруга мерзла у меня на пороге.
— Да ты настоящий святой. А тебе не пришло в голову… ну не знаю — например,
— Да, я собирался позвонить, но она… Она была не в лучшем состоянии. Вцепилась мне в руку и все повторяла: «Не говори Майки, что я здесь, не смей говорить Майки, он психанет…» Я бы все равно позвонил, только она не дала мне ни одного шанса. Даже когда я шел в туалет, она отбирала у меня мобильник. А мои соседи по квартире ушли в паб, так что я не мог им намекнуть или написать вам эсэмэску, пока она разговаривает с ними. В конце концов я подумал — не беда, ночь она проведет в безопасном месте, а мы с вами можем и утром поговорить.
— «Не беда», — повторил я. — Вот, значит, как ты это называешь?
Короткая томительная пауза.
— Чего она хотела? — спросил я.
— Она беспокоилась за вас.
Неожиданно для нас обоих я рассмеялся.
— Ах вот как? Охренительный прикол. По-моему, на данном этапе ты уже достаточно хорошо знаком с Диной и можешь сообразить, что если за кого-то стоит беспокоиться, так это
— Мне она не показалась безумной. Расстроенной, напряженной — да, но это от беспокойства за вас. Типа, сильно беспокоилась. До паники.
— Вот об этом я и говорю. Это и есть безумие.
— О деле. О том, как оно на вас влияет. Она сказала…
— Единственное, что знает Дина, — то, что это дело
Я никогда никому не говорил, что Дина сумасшедшая. Некоторые пробовали поделиться со мной своими предположениями на ее счет, однако никто не повторил эту ошибку дважды.
— Хочешь знать, как я провел вечер вторника? Слушая ее бред, что она не может спать в своей квартире, потому что занавеска в ванной тикает, словно напольные часы. Хочешь знать, как я провел вечер среды? Уговаривая ее не поджигать ворох бумаги, в который она превратила мои книги.
Ричи неловко переминался с ноги на ногу.
— Я ничего этого не знал. У меня дома она себя так не вела.
У меня в животе что-то крепко сжалось.
— Ну еще бы, черт побери. Она знала, что ты мигом бросишься мне звонить, а это в ее планы не входило. Она сумасшедшая, а не дура. Когда надо, силы воли ей не занимать.