К концу часа он снова услышал вой стаи, на сей раз к югу. Пьеро сразу понял бы, что происходит. Их добыча нашла себе убежище за речкой или в озере, и могикане-волки напали на свежий след. Но к этому времени Ба-Ри от волка-одиночки отделяло не больше четверти мили по лесу, однако одиночка был старым волком и с точностью и целеустремленностью опытного охотника свернул в сторону стаи, проложив себе путь таким образом, чтобы опередить стаю на полмили или три четверти.
Это была уловка Братства, которой Ба-Ри еще предстояло выучиться, а результатом его невежества и неумения было то, что в ближайшие полчаса он дважды оказывался рядом со стаей, но примкнуть к ней ему так и не удалось. Потом все окончательно затихло. Стая завалила добычу, а пируют волки беззвучно.
Остаток ночи Ба-Ри бродил один, – по крайней мере, пока луна не склонилась к горизонту. Он убежал далеко от хижины, и следы его неуверенно петляли, но его больше не мучило неприятное ощущение, что он потерялся. За последние два-три месяца у него сильно развилось чувство направления, то самое шестое чувство, которое безошибочно указывает путь почтовому голубю и помогает медведю по прямой, будто птица, добраться до прошлогодней берлоги.
Ба-Ри не забыл Нипизу. Десяток раз он оборачивался и выл – и всегда безошибочно смотрел в сторону хижины. Но он не вернулся. Ночь тянулась и тянулась, а он все разыскивал загадочное нечто, которое так и не мог найти. Охотиться ради пищи ему не хотелось – он не особенно проголодался даже тогда, когда луна растаяла и наступил серый рассвет.
Было холодно, а когда погасли луна и звезды, стало еще холоднее. Под подушечками лап у Ба-Ри, особенно на прогалинах, лежала плотная изморозь, в которой он иногда оставлял четкие следы когтистых лап. Он упорно бежал вперед несколько часов и преодолел очень много миль, и, когда забрезжил день, почувствовал, что устал. И тут наступила минута, когда он вдруг резко лязгнул зубами и застыл как вкопанный.
Вот она, встреча, которой он так долго искал. Он очутился на поляне, залитой холодным утренним светом, в крошечном амфитеатре, обращенном на восток от скальной гряды. Там, обратив к нему голову, втягивая чутким носом его запах и поджидая, когда он выйдет из полумрака, стояла Махиган, молодая волчица. Ба-Ри еще не учуял ее, но увидел сразу, как только вышел из молодой можжевеловой поросли, окаймлявшей поляну. Тогда-то он и остановился, и целую минуту оба они не шевелились и даже, казалось, не дышали.
Они были ровесники, родились с разницей разве что недели в две, но Махиган была миниатюрнее – длиной с Ба-Ри, но гораздо стройнее; ноги у нее были тонкие, почти как у лисицы, а спина плавно, по-особому выгнута – верный признак, что Махиган быстра как ветер. Когда Ба-Ри сделал к ней первый шаг, Махиган напряглась, будто готовая убежать, а потом ее тело очень медленно расслабилось, и чем ближе подбирался Ба-Ри, тем больше опускались ее уши.
Ба-Ри заскулил. У него уши еще стояли торчком, шея была напряжена, хвост поднят и распушен. Он ощущал свое мужественное превосходство, в основе которого, помимо всего прочего, лежала хитрость, если не тактика, и не стал торопить события. Ба-Ри приблизился к Махиган футов на пять, а потом как ни в чем не бывало отвернулся от нее и стал смотреть на восток, где легкие красно-золотые штрихи возвещали наступление нового дня. Несколько мгновений он принюхивался, озирался и пробовал ветер с самым что ни на есть серьезным видом, словно хотел произвести впечатление на очаровательную незнакомку, как и многие двуногие животные в тех же обстоятельствах, показать ей, что он занимает отнюдь не последнее место по важности в большом мире.
И Махиган показала, что ему удалось произвести желаемое впечатление. Бахвальство Ба-Ри сошло за чистую монету, как и у многих двуногих. Он так интересно, так заразительно и усердно нюхал воздух, что Махиган навострила уши и стала принюхиваться вместе с ним; он поворачивал голову туда-сюда так резко и настороженно, что и она из женского любопытства, а может, и от испуга стала вопросительно вертеть головой; а когда он заскулил, будто уловил в воздухе какую-то тайну, которую ей, Махиган, наверное, не понять, у нее вырвалась ответная нота, но приглушенная и низкая, – точь-в-точь как возглас женщины, опасающейся помешать своему господину и повелителю. При этом звуке, который уловили чуткие уши Ба-Ри, он повернулся к ней, легко ступая, подбежал поближе – и миг спустя они уже обнюхивались.
Когда через полчаса взошло солнце, оно застало их на той же прогалине на возвышенности под скальной грядой – под ними тянулась густая опушка, а дальше расстилалась широкая равнина, поросшая лесом и словно призрачная под покровом инея. А на этот покров падали первые красные отблески наступающего дня, и чем выше поднималось солнце, тем теплее и уютнее становилось на прогалине.