Бродяги Севера

Беспокойный плеск воды уже утих. Однако у волков появилась новая причина напрячься и встревожиться. Резко защелкали зубы. Поодаль от всех на равнине Ба-Ри увидел Махиган, а рядом с ней – огромного серого волка. Ба-Ри снова подбежал к ней, и на сей раз она застыла на месте, прижав уши, пока он нюхал ее шею. А потом свирепо зарычала и укусила его. Ее зубы глубоко вонзились в мягкую плоть его плеча, и Ба-Ри взвизгнул от боли и неожиданности. Миг – и на него набросился большой серый волк.

Ба-Ри и этого не ожидал и упал, и клыки волка щелкнули у его горла. Но в жилах Ба-Ри текла кровь Казана, он был плоть от плоти и кость от кости Казана, и впервые в жизни он бился, как бился Казан в тот страшный день на Скале Солнца. Ба-Ри был молод, ему еще предстояло изучить хитрые маневры и приемы матерого бойца, но челюсти у него были как железный капкан, какие ставил Пьеро на медведя, а в сердце внезапно вспыхнули слепящая ярость и жажда убийства, заглушившие всякую боль и всякий страх.

Если бы бой был честным, победа досталась бы Ба-Ри, несмотря на его молодость и неопытность. По-честному стая не стала бы вмешиваться, таков был ее закон – не вмешиваться, пока один из противников не погибнет. Но Ба-Ри был черный – чужак, незваный гость, непонятная тварь, которую они заметили именно сейчас, когда их жгла изнутри ярость и обида хищников, упустивших добычу. На помощь вожаку бросился другой волк и предательски напал на Ба-Ри сбоку, а пока тот барахтался в снегу, вцепившись зубами в переднюю ногу первого врага, на него навалилась вся стая.

Если бы волки обрушились так на молодого карибу, он погиб бы в минуту. Все нашли бы, куда вонзить зубы. Но по счастливой случайности Ба-Ри оказался под телами первых двух нападавших, и они защитили его, и это не дало волкам тут же разорвать его в клочки. Ба-Ри понимал, что сражается не на жизнь, а на смерть. Над ним каталась, вертелась и рычала орда волков, он чувствовал жгучую боль от укусов, его придавило тяжестью, тысяча клинков так и норовила растерзать его, но, несмотря на ужас и отчаяние, Ба-Ри не издал ни звука – ни разу не заскулил и не взвизгнул.

Все это дало бы ему полминуты жизни, не больше, но бой произошел на самом берегу. И кусок этого берега, подмытый весенним половодьем, внезапно обвалился, а с вместе с ним в воду рухнули и Ба-Ри и половина стаи. Ба-Ри мигом вспомнил о воде и о побеге карибу. Обвал дал ему передышку всего на миг, но за этот миг он успел одним прыжком перемахнуть через серые спины врагов на глубину. Позади, совсем близко, полдюжины челюстей щелкнули, хватая воздух. Полоска воды, мерцавшая при луне и звездах, спасла Ба-Ри, как только что спасла карибу.

Речка была шириной не больше сотни футов, но Ба-Ри едва хватило сил, чтобы переплыть ее. И он не понимал, как страшно изранен, пока не выполз на противоположный берег. Одна задняя нога на время вышла из строя, левое переднее плечо оказалось распорото до кости, вся голова и тело были в ссадинах и укусах, а когда он медленно отполз от реки, в снегу осталась красная кровавая полоса. Кровь капала из его разинутой пасти, сочилась из языка, стекала по ногам, по бокам, по животу, текла из ушей, одно из которых было рассечено на два дюйма, будто ножом. Все его инстинкты помутились, все кругом затуманилось, будто перед глазами повисла пелена. Он даже не слышал, как через несколько мгновений взвыла на другом берегу раздосадованная стая, не ощущал луны и звезд. Полумертвый, он полз и полз, пока случайно не наткнулся на заросли карликовых сосен. Забился туда и рухнул, окончательно обессилев.

Всю ночь и все утро до полудня Ба-Ри пролежал без движения. У него началась лихорадка, которая сначала усиливалась, быстро подталкивая Ба-Ри к порогу смерти, а потом медленно отступила, и жизнь одержала победу. В полдень Ба-Ри двинулся дальше. Он ослаб, и ноги у него подкашивались. Заднюю лапу до сих пор приходилось волочить, и он корчился от боли. Но все равно день был чудесный. Солнце пригревало, снег подтаивал, небо было как огромное синее море, и жизненные силы снова разлились теплом по жилам Ба-Ри. Но отныне и навсегда желания его изменились, и его великие искания пришли к концу.

В глазах Ба-Ри вспыхивала алая ярость, когда он оборачивался и рычал в сторону реки, где вчера сражался с волками. Он больше не считал их своим народом. Не был с ними одной крови. С тех пор их охотничий клич не манил его, голос стаи не пробуждал в нем застарелую тоску. В нем родилось новое чувство – неукротимая ненависть к волчьему племени, ненависть, которой предстоит разрастись в нем и терзать его, будто хворь, поразившая его внутренности, требуя отмщения всему их роду. Вчера он пришел к ним как товарищ. Сегодня стал изгнанником. Побитый, израненный так, что шрамы останутся навсегда, он усвоил урок диких земель. И не забудет его ни завтра, ни послезавтра, ни бессчетные дни спустя.

Глава XIX