Бранкалеоне

Тот со своим ослом удалился, а когда был недалеко от города, хлынул с неба дождь такой частый и сильный, что промочил его насквозь; не меньше поливало и в самом городе, отчего дворянин весьма изумился и мало что не счел крестьянина колдуном, затем что он предрек дождь, хотя ни намека на него не было. Посему, когда крестьянин воротился в город, он спросил его о таковой диковинке, восхваляя его как звездочета, лучшего всех альманашников[132], не умеющих предсказать дождь, и понукал его сказать, какое знание и какие секреты есть у него в этой области. Тот усмехнулся, видя, что хозяин почитает его искушенным в ремесле звездочета, и отвечал ему так:

— Синьор, я не обладаю знанием, которое вы мне приписываете, и едва могу читать мои приходные и расходные книги, а потому вам не след считать меня звездочетом лучше тех, что пишут альманахи и прогностики, хотя и умею высчитывать епакту, как они. Скажу даже, что у них разума меньше, чем у меня, ибо они воображают, что знают вещи, весьма от них далекие, и придумывают хитросплетения, отменно далекие от истины. Лучше бы им, конечно, взяться за какие-нибудь затеи, полезные для души и тела. Мы, крестьяне, смыслим больше, чем они, по части перемен погоды, ибо научены этому долгим наблюдением происшествий и изменений — и в нашем теле, и в животных, да и в воздухе, воде и самой земле. Например, когда мы видим вечером, что небо краснеет, то знаем, что назавтра будет ясно, а когда то же самое видим поутру, знаем, что будет ветер или дождь. Но с вящею точностью дают нам судить о том животные, особливо гуси, утки и ослы. Когда гуси бегут, никем не гонимы, хлопая крыльями, — это примета к ветру; когда утки утыкаются клювом в задний проход — это к снегу; когда ослы задирают голову к небу, обнажая зубы, будто смеются, а потом ревут вполголоса — это к хорошей погоде; когда же они склонят голову к земле и свесят уши — это к скорому дождю. А что вы скажете, синьор, о наших телах? От них тоже получаем мы самые ясные знаки перемен в погоде, урожая и недорода. Когда в мае месяце нам, селянам (о людях знатных не умею сказать), докучает жестокий зуд в области шептунов, или пердежа, — это к урожаю; когда он докучает хозяйкам в области костреца, то есть ляжки, — к недороду. Когда ятра так опускаются, что оторвутся того и гляди от брюха, — это к дождю, а когда слишком сморщатся — к ветру. Но слишком долго было бы рассказывать обо всем по отдельности. Умей я сочинять, составил бы из этого прекрасную и обширную книгу. Поэтому в ответ на ваш вопрос я говорю, синьор, что сведал о скором дожде от моего осла, который не мог ни голову держать высоко, ни поднять уши: знайте, что это предсказание непогрешимое. Того ради я не побоюсь верстаться со всеми звездочетами, сколько их есть в свете, по части предсказания и понимания погодных перемен, покуда со мною будет этот осел, который, кажется, много в чем смекает.

Когда хозяин услыхал такие похвалы ослу, ему немедленно припало желание (как это бывает с большими людьми) получить его и держать при себе. Он не хотел медлить с удовлетворением этой прихоти, а потому тотчас заплатил за него сколько следовало и отправил селянина обратно в усадьбу без осла, которого взял в дом в качестве звездочета, и тот исправно служил ему в разных случаях. Он почитал себя самым счастливым меж всем ослиным племенем, видя, что служит особе благородной и именитой, и не вьючным скотом, но звездочетом, то есть в должности весьма важной и почетной.

Глава XXIX. Обо всем, что приключилось в доме этого дворянина

Он не вспоминал о наставлениях, данных ему матерью и другими, а тем паче обо всем, что с ним приключилось, от склонности спесивиться. Оттого, видя, что снова превознесся, он снова зачванился и, ослепленный дымом тщеславия, начал почитать себя не ослом, но первенствующей в этом доме особой, а вследствие сего — поступать нахально.