Читаем Борисов-Мусатов полностью

Но еще — эта человечность аллегорических образов Пюви, их трогательная чистота и гордая сила. Да, сила — в чистоте, нежность — в строгости, вот что казалось Виктору родным! Когда он глядел на героев этих фресок, невольно шли на ум стихи. Он волновался почти до слез. Как ему повезло: он видел свой идеал! И конечно, автор таких полотен тоже должен быть человек родной, близкой души!

Весь первый год у Кормона, гуляя после занятий с друзьями, в числе которых были и женщины — Кругликова, Званцева, посещая театры и музеи, Виктор готовил себя к задуманному шагу. Сколько раз он чувствовал на прогулках по Монмартру, как замирало сердце, когда приходилось пересекать известную своими «злачными местами» площадь Пигаль. Здесь рядом живет и создает свои шедевры сам великий Пюви!

Осенью 1896-го после того, как «разговелся», наконец, хорошо поработал на натуре и почувствовал себя по возвращении с Волги бодро и уверенно, Виктор решился. Солнечным утром — запомнилось, что было девять часов утра — он позвонил в дверь мастерской Пюви де Шаванна. Накануне он узнал, что любимый мастер, которому уже перевалило за семьдесят, — женился! И кстати ли теперь такой визит? Однако Виктор решил выяснить все и стоял, побледнев и покусывая губы, пока дверь не открылась.

Его провели, усадили в кресло, и вышедший к нему высокий, сухощавый бородатый старик, одетый по-домашнему, слушал Виктора благосклонно, прикрывая от яркого света веки. Кисти рук, жилистых и длиннопалых, написавших его знаменитые творения, подрагивали на подлокотниках кресла. Должно быть, мастеру был чем-то симпатичен этот горбатенький русский господин с его молодым восторгом, с его желанием поступить к нему в ателье. Но стоило Виктору умолкнуть, как Пюви, грустно разведя руками и благодаря за столь лестные для него чувства, заявил, что, к большому сожалению, его ателье не существует. Он закрыл его перед свадьбой и учеников иметь более не может. Узнав, у кого молодой человек занимается, старец изобразил на морщинистом лице удовлетворение и убеждающим жестом ладони подкрепил свой совет Кормона не покидать, ибо уже сделанный выбор — выбор хороший…

Уйдя от Пюви де Шаванна, Виктор задумался. Раньше он решил, что в случае отказа Пюви немедленно бросит Париж и уедет в Испанию, «поучиться на Веласкезе»! Но голос старого мастера, звуки которого казались чем-то непреложным… но — эта грустная успокоенность, вдруг осветившая положение таким реальным, ровным светом. Остаться у Кормона? — спросил он себя. И сам себе ответил: а почему бы нет?..

Виктор продолжал занятия на Монмартре, но все в душе сдвинулось. Он мечтал теперь о большой картине, где покажет себя достойным последователем Пюви, ведь Кормон — это ремесло, техника. А Пюви — это идея, родная идея в искусстве! В письмах домой Виктор сообщал, что решил заниматься потихоньку от учителя живописью, «работать после 12, т. е. гарантируя себя от его советов». Но в Париже как-то «не писалось», лишь возникали бесконечные зарисовки и записи для памяти, где и какой цвет должен быть положен на холст. Виктор уже привык готовить подобные «программки», с нетерпением ожидая весенней поездки на родину. Вот где все записи парижские оживали, вот где работалось сосредоточенно и хорошо! Трудно сказать, когда стал складываться замысел полотна, но вокруг него уже объединялись все ранние, еще не вполне запечатленные мотивы вешнего сада.

Он закрывал глаза и видел это полотно. Потом хватал карандаш и записывал, черкал и писал вновь, не задумываясь над тем, к какому литературному «жанру» можно отнести сочинение. Пожалуй, это походило на стихотворение в прозе. Главное — остановить видение, запечатлеть его настроение, музыку:

«Цветущий сад, обширный, как мир, где все молодо, зелено. Солнце играло своими лучами по яркой зелени травы, мягкой, как шерсть ягненка, как бархат. Оно играло на роскошных цветах бесчисленных клумб, их запахи тянулись повсюду, переплетались между собой в голубой дымке. Цветы мирно качали перистыми головками своими и любовались друг другом… они окружили молодые цветущие деревья… То были вишни, яблони и еще какие-то плодовые деревья, названия которых сердце не требовало. Они были покрыты белыми и розовыми цветами, пушистыми гроздьями, осыпавшими их; они стояли, разделенные широкими пространствами, и эти пространства — был воздух, насыщенный парами весны. Лучи солнца, как паутины, пересекали бесконечно эти пространства. Деревья, как маленькие дети, радостно простирали свои ветви друг к другу. Они купались в пространстве, как золотые рыбки в аквариуме…»

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии