Вместо этого спрашивает: не сделаю ли я ей одолжение? Сегодня днем Марла лежала в постели. Она питается благотворительной едой, которую привозят ее мертвым соседям: берет пищу и говорит, что они спят. В общем, сегодня Марла лежала в постели и ждала доставки еды между полуднем и двумя часами. Несколько лет назад она лишилась медицинской страховки. Сегодня посмотрела и, кажется, увидела уплотнение, а лимфатические узлы рядом с уплотнением стали твердыми и болезненными. Она не может сказать тем, кого любит, потому что не хочет пугать их, и не может позволить себе визит к врачу, если это ерунда, но ей нужно с кем-то поговорить и кому-то показать все это.
Карие глаза Марлы – как у животного, которое нагрели в печи, а потом швырнули в холодную воду. Вулканизированные, или гальванизированные, или закаленные.
Марла говорит, что простит историю с коллагеном, если я ей помогу.
Надо думать, она не позвонила Тайлеру, потому что не хочет пугать его. Я для нее нейтрален, я – ее должник.
Мы поднимаемся в номер, и Марла рассказывает, что в дикой природе не встретишь старых животных. Они сразу умирают. Если заболевают или становятся неповоротливыми, их убивают более сильные. Животным не положено стареть.
Марла ложится на кровать, развязывает пояс халата и говорит: наша культура превратила смерть в нечто неправильное. Старые животные должны быть неестественным исключением.
Уродцами.
Марла исходит холодным по`том, а я рассказываю, как однажды в колледже у меня вскочила бородавка. На пенисе, только я говорю: на члене. Я отправился на медицинский факультет, чтобы удалить ее. Потом, через много лет, рассказал отцу. Отец заржал и назвал меня идиотом, потому что такие бородавки – все равно что природные ребристые презервативы. Женщины их обожают, и Господь сделал мне одолжение.
Я стою на коленях возле постели Марлы и холодными руками ощупываю ледяную кожу Марлы, по чуть-чуть за раз, с каждым дюймом растирая между пальцами чуток Марлы. Она говорит, что от этих бородавок, этих божьих ребристых презервативов, у женщин рак шейки матки.
Так вот, я сидел на бумажной подстилке в смотровом кабинете на медицинском факультете, и студент-медик опрыскивал мой член жидким азотом, а еще восемь студентов-медиков смотрели. Вот что бывает, когда у тебя нет медицинской страховки. Только они говорили не «член», а «пенис», но как его ни назови, от жидкого азота и щелока ощущения одинаковые.
Марла смеется, а потом чувствует, что мои пальцы замерли. Словно я что-то нашел. Она перестает дышать, ее живот натягивается, будто барабан, сердце стучит кулаком в тугую кожу. Но нет, я остановился, потому что рассказывал, и на минуту мы словно покинули номер Марлы. Перенеслись на много лет назад, на медицинский факультет, где я сидел на липкой бумаге с членом, горящим от жидкого азота. Тут один из студентов-медиков увидел мои голые ступни и в два прыжка покинул кабинет. Затем вернулся с тремя настоящими врачами, которые оттолкнули парня с жидким азотом в сторону.
Настоящий врач схватил меня за голую правую ступню и поднял ее к лицам других настоящих врачей. Все трое начали крутить ее, ощупывать и фотографировать, будто всех других частей полуодетого пациента с отмороженным божьим даром просто не существовало. Только ступня. Медицинские студенты подобрались ближе, чтобы тоже взглянуть.
– Как давно у вас это красное пятно на ступне? – спросил врач.
Врач имел в виду мое родимое пятно. У меня на правой ступне – родимое пятно, которое, как шутит отец, напоминает темно-красную Австралию по соседству с маленькой Новой Зеландией. Именно это я им и сказал, и они тут же сдулись. Мой член начал оттаивать. Все ушли, остался лишь студент с жидким азотом, и, наверное, он бы тоже ушел. Он был так разочарован, что даже не посмотрел мне в лицо, когда взял мой член за головку и потянул на себя. Баллон выпустил тонкую струйку жидкого азота на остатки бородавки. Ощущения были такие, что, если закрыть глаза и представить, будто у тебя член длиной сотню миль, все равно будет больно.
Марла смотрит на мою руку и на шрам от поцелуя Тайлера.
Наверное, вы здесь редко видите родимые пятна, сказал я студенту-медику.
Не в том дело, ответил он. Все решили, что мое родимое пятно – рак. Нашли какой-то новый вид рака, который поражает молодых людей. Они просыпаются с красным пятном на ступне или лодыжке. Пятно не исчезает, а растет, пока не покроет все тело, после чего ты умираешь.
Студент сказал: врачи и все остальные возбудились, решив, будто это тот самый новый рак. Он очень редко встречается, но постепенно число случаев растет.
Это было много лет назад.
Рак – он такой, говорю я Марле. Ошибки бывают, и, может, суть в том, что не следует забывать об остальной части себя, даже если маленький кусочек испортился.
– Даже если, – вздыхает Марла.
Студент с жидким азотом сказал, что бородавка отвалится через пару дней. На липкой бумаге рядом с моей голой задницей валялся никому не нужный полароидный снимок моей ступни. Я спросил, можно ли забрать фотографию.