Фильмы вернулись к кинопрокатчику. Фильмы вновь появились на экране. Комедии. Драмы. Мюзиклы. Романтика. Приключения.
Благодаря Тайлеру сдобренные отдельными порнографическими кадрами.
Содомия. Минет. Куннилингус. Садо-мазо.
Тайлеру было нечего терять.
Он был пешкой на мировой доске, мировым отбросом.
Вот что Тайлер отрепетировал со мной перед беседой с менеджером отеля «Прессмэн».
Тайлер сказал, что на другой работе был никем. Никого не интересовало, жив он или мертв, и это чувство было взаимным. Вот что Тайлер велел мне изложить в кабинете менеджера отеля, с охранниками под дверью.
Впоследствии мы с Тайлером засиделись допоздна, обмениваясь впечатлениями.
Он велел мне бросить вызов менеджеру отеля «Прессмэн» сразу после того, как он, Тайлер, отправится в профсоюз киномехаников.
Мы с Тайлером все больше напоминали однояйцевых близнецов. У обоих покрытые синяками скулы, а у кожи случилась амнезия, и она забыла, куда ей возвращаться после очередных побоев.
Мои синяки были из бойцовского клуба, а Тайлеру набил морду президент профсоюза киномехаников. Когда Тайлер выполз из офиса профсоюза, я направился к менеджеру отеля «Прессмэн».
Я сидел в кабинете. Я – Ухмыляющееся Возмездие Джо.
Менеджер отеля заявил, что у меня три минуты. Первые тридцать секунд я рассказывал, как отливал в суп, портил воздух на крем-брюле, чихал на тушеный эндивий, а теперь хочу, чтобы отель каждую неделю присылал мне чек на сумму, равную моему среднему недельному заработку плюс чаевые. Тогда я больше не буду работать и не пойду к газетчикам или здравоохранителям со сбивчивым душераздирающим признанием.
Заголовок: «Неблагополучный официант признается, что портил пищу».
Разумеется, сказал я, меня могут посадить в тюрьму. Повесить, отрезать яйца, протащить меня по улицам, содрать с меня кожу и полить щелоком, однако «Прессмэн» навсегда прославится как отель, где богатейшим людям мира подавали мочу.
Слова Тайлера, вылетающие из моего рта.
А ведь я был таким приятным человеком.
В кабинете профсоюза киномехаников Тайлер рассмеялся, когда президент профсоюза ударил его, сбил со стула. Тайлер прислонился к стене, задыхаясь от хохота.
– Давай, ты не можешь меня убить, – смеялся он. – Тупой урод. Бей сколько влезет, но убить меня ты не сумеешь.
Тебе есть что терять.
А мне терять нечего.
У тебя есть все.
Давай, прямо в живот. Потом снова в лицо. Выбей мне зубы, но не забудь про чеки. Сломай мне ребра, но если пропустишь хоть одну неделю, я обращусь к общественности, и ты со своим профсоюзиком погибнешь под горой исков, которыми тебя завалит каждый владелец кинотеатра, и каждый кинопрокатчик, и каждая мамаша, чей ребенок мог увидеть в Бэмби эрегированный член.
– Я мусор и дерьмо, и псих, на твой взгляд и взгляд всего мира, – сказал Тайлер президенту профсоюза. – Тебе плевать, где я живу и что чувствую, как питаюсь и чем кормлю детей, и чем плачу доктору, если заболею. Да, я тупой, слабый, и мне скучно, но я – по-прежнему твоя ответственность.
Я сидел в кабинете менеджера отеля, с губами, разбитыми бойцовским клубом на десяток сегментов. Анус в моей щеке таращился на менеджера, и все это выглядело чертовски убедительно.
В целом я сказал то же, что и Тайлер.
Когда президент профсоюза повалил Тайлера на пол, когда мистер президент увидел, что тот не сопротивляется, Его честь с огромным телом-кадиллаком, крупнее и сильнее, чем ему требовалось, размахнулась своим модным ботинком и пнула Тайлера в ребра, а Тайлер засмеялся. Его честь врезала Тайлеру по почкам, когда Тайлер свернулся в клубок, но продолжал смеяться.
– Не сдерживайся, – сказал Тайлер. – Поверь мне, тебе полегчает. Почувствуешь себя замечательно.
В кабинете отеля «Прессмэн» я спросил менеджера, можно ли мне воспользоваться его телефоном, и набрал номер отдела новостей местной газеты. Под пристальным взглядом менеджера я сказал: здравствуйте, в рамках политического протеста я совершил ужасное преступление против человечности. Я протестую против эксплуатации работников сферы услуг.
Если меня посадят в тюрьму, я не буду простым истеричным рабом, кончавшим в суп. Я буду героем.
Робин Гуд, Спаситель Нищих Официантов.
Это выйдет за рамки одного отеля и одного официанта.
Менеджер мягко забрал у меня трубку, сказав, что не хочет, чтобы я продолжал здесь работать. Не в таком виде.
Я стою во главе стола и спрашиваю: что? Тебе не нравится, как я выгляжу?
И не дрогнув, по-прежнему смотря на менеджера, со всей силы замахиваюсь кулаком и выбиваю свежую кровь из потрескавшихся корост в моем носу.
Вспоминаю ночь, когда мы с Тайлером впервые подрались. Ударь меня так сильно, как только можешь.
Удар не такой уж сильный. Я бью себя снова. Классное зрелище, вся эта кровь, но я бросаюсь на стену, чтобы произвести ужасный грохот и свалить висящую там картину.
Разбитое стекло, рама, цветочный натюрморт и кровь летят на пол, а я продолжаю бесноваться. Веду себя как настоящий придурок. Кровь капает на ковер, я тяну руки, оставляю ужасные кровавые отпечатки на краю стола и умоляю: пожалуйста, помогите, – но начинаю хихикать.
Пожалуйста, помогите.