Бойцовский клуб

Она до сих пор у меня, заткнута за раму зеркала в комнате. Каждое утро я причесываюсь перед ним и думаю о том, как однажды на десять минут заболел раком. Хуже, чем раком.

Я рассказываю Марле, что в День благодарения мы с дедом впервые не пошли кататься на коньках, хотя толщина льда достигла почти шести дюймов. Бабушка вечно приклеивает маленькие круглые кусочки пластыря на лоб и руки, где родинки выглядят подозрительно. Разрастаются бахромчатыми краями, синеют или чернеют.

Когда бабушку в последний раз выписали из больницы, дед нес ее чемодан, такой тяжелый, что дед пожаловался, будто его перекосило. Моя франко-канадская бабуля была настолько застенчивой, что никогда не появлялась в купальнике на людях и всегда включала в ванной воду, чтобы заглушить другие звуки. Так вот, выходит она из больницы Лурдской Богоматери после частичной мастэктомии и говорит: «Это тебя-то перекосило?»

Для деда это подытоживает всю историю: бабулю, рак, их семейную жизнь. Он смеется всякий раз, когда вспоминает об этом.

Марла не смеется. Я пытаюсь рассмешить ее, согреть, чтобы она простила меня за коллаген. Хочу сказать ей, что ничего не нашел. Если она и обнаружила что-то сегодня утром, это была ошибка. Родинка.

У Марлы на тыльной стороне руки – шрам от поцелуя Тайлера.

Я хочу развеселить Марлу, а потому не рассказываю ей, как обнимал лысую Хлою, скелет, покрытый желтым воском, с шелковым шарфом на голой голове. Я в последний раз обнял Хлою, прежде чем она исчезла навсегда. Сказал ей, что она похожа на пиратку, и Хлоя рассмеялась. Что до меня, на пляже я всегда сижу на правой ступне. Австралия и Новая Зеландия. Или закапываю ее в песок. Боюсь, что люди увидят мою ногу – и в их сознании я начну умирать. Рак, которого у меня нет, повсюду. Я не говорю об этом Марле.

Мы много чего не хотим знать о людях, которых любим.

Чтобы согреть ее и рассмешить, я рассказываю про женщину, которая написала в колонку советов читателям «Дорогая Эбби». Эта женщина вышла замуж за симпатичного, успешного владельца похоронного бюро, и в первую брачную ночь он заставил ее лежать в ванне с ледяной водой, пока кожа не стала совсем холодной, а потом велел не шевелиться на постели и овладел ее хладным, недвижным телом.

Самое забавное, что женщина согласилась на это в первую брачную ночь – и продолжала соглашаться последующие десять лет брака, после чего написала «Дорогой Эбби», чтобы спросить, к чему все это.

14

Вот почему я так любил группы поддержки: когда люди думают, будто ты умираешь, они уделяют тебе внимание.

Если эта встреча может стать последней – действительно последней, – все мысли о балансе банковского счета, песнях по радио и плохой прическе вылетают в трубу.

Ты – центр их внимания. Люди слушают, а не ждут своей очереди, чтобы высказаться.

А когда высказываются, не изливают на тебя свою историю. Этим разговором вы строите что-то вместе – и оно меняет обоих собеседников.

Марла начала ходить в группы поддержки после того, как обнаружила первое уплотнение.

Утром после того, как мы нашли второе уплотнение, Марла прискакала в кухню, сунув обе ноги в одну колготину, и заявила:

– Смотри, я русалка!

– Это не то же самое, как если парни откидываются назад на толчке и воображают, будто это мотоцикл, – сказала Марла. – Это настоящая случайность.

Незадолго до нашей с Марлой встречи в «Останемся мужчинами вместе» возникло первое уплотнение. Теперь появилось второе.

Вот что вам нужно знать: Марла еще жива. Как она мне сообщила, ее жизненная философия в том, что она может умереть в любую секунду. А трагедия жизни в том, что этого не происходит.

Обнаружив первое уплотнение, Марла отправилась в клинику, где сутулые, похожие на пугала матери сидели на пластиковых стульях вдоль трех стен приемной, с обмякшими кукольными детьми на руках или возле ног. У детей были ввалившиеся, обведенные темными кругами глаза, что наводило на мысль о подпорченных, продавленных апельсинах или бананах, а матери постоянно расчесывали пораженные грибком скальпы, вздымая хлопья перхоти. В этой клинике зубы на каждом осунувшемся лице казались гигантскими, и ты понимал, что это лишь осколки кости, проткнувшие кожу, чтобы перемалывать всякое.

Вот куда попадаешь, если у тебя нет медицинской страховки.

Прежде чем кто-либо понял, что к чему, куча геев пожелала иметь детей. Теперь эти дети больны, их матери умирают, а отцы уже умерли, и, сидя в облаке тошнотворного больничного запаха мочи с уксусом, слушая, как сестра спрашивает у каждой матери, давно ли она больна, и насколько похудела, и есть ли у ее ребенка живой родитель или опекун, Марла решает: нет.

Если ей предстоит умереть, то она не хочет об этом знать.

Марла выходит из клиники, сворачивает за угол и крадет из сушилок «Городской прачечной» все джинсы, после чего отправляется к дилеру, который дает пятнадцать баксов за штуку. Затем покупает себе хорошие колготки, на которых не бывает стрелок.

– Даже если на них не бывает стрелок, – говорит Марла, – зацепки все равно появляются.

Нет ничего вечного. Все разваливается.