Бои местного значения

Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!

Эти жестокие слова захватывали и полностью владели мною. Они требовали убивать, и для этого мы шли на передовую. И вдруг посреди этого марша, на пути такая лирика, такие мысли… «Пора любви, пора весны…»

Какая великая, неохватная жизнь вокруг!

Мне хотелось, чтобы быстрее наступил рассвет. Я решил попросить у нее книгу стихов Тютчева и прочитать, сколько успею. Уже засыпая, услышал шаги. По комнате двигалось привидение в белой длинной ночной рубашке с распущенными волосами. Она задернула занавеску на открытом окне, потом подошла к моей кровати и запустила длинные тонкие пальцы в мои волосы. Я замер от ее прикосновения, не смея пошевелиться. Мне показалось, а может, и в самом деле от нее шел запах полевых цветов. Постояв немного около меня и вздохнув, она ушла в свою комнату.

Уснул я только на рассвете, а утром, после завтрака, повел роту в поле на тактические занятия.

* * *

На следующий день, вечером, рота покидала село. Я зашел в дом за вещмешком и шинелью. Целый день я пробыл в поле на занятиях с ротой, и мне не пришлось читать стихи Тютчева, а просить с собою книгу постеснялся.

Екатерина Андреевна приготовила мои походные пожитки и стояла посреди комнаты.

— До свидания, — протянул я руку.

— Я провожу вас.

Рота выстроилась рядом с домом учительницы и ждала команду.

— Шагом марш!..

На улицу вышли все: старые и малые — проводить нас. Екатерина Андреевна шла вместе со мною по обочине дороги. Шли и другие женщины и дети. Мне хотелось сказать ей что-нибудь доброе, но получалось совсем не то. Я заметил, как она украдкой смахнула слезу.

— Не надо, Екатерина Андреевна.

— Вы же на фронт идете. Ничего хорошего вас там не ждет. Я знаю, что надо идти, что воевать надо, что надо гнать немцев, но я женщина…

За селом мы остановились. Она низко опустила голову.

— Спасибо вам, — сказал я.

— За что?

— За стихи, за то, что приютили, за все…

В ответ Екатерина Андреевна протянула мне книгу, которую прижимала к груди.

Я взял книгу и поцеловал на прощание учительницу, с которой случайно встретился на дорогах войны.

— Идите и возвращайтесь, — услышал я ее вдруг надломившийся голос.

Я догнал роту и еще долго оглядывался назад, где стояла Екатерина Андреевна, пока не скрылась она из виду. В руках у меня была книга стихов Тютчева. Я носил ее после с собою всю войну, как самый дорогой подарок.

20

Артиллерийская подготовка, к которой так тщательно готовились артиллеристы и минометчики, превратилась в непрерывный громовой гул тысяч орудий и минометов. В этот гул вплетались и выстрелы восьми минометов нашей минометной роты, в командование которой я только что вступил.

В самый разгар артиллерийской подготовки с НП роты позвонил находившийся там сержант Саук и передал, что командир роты тяжело ранен. Комбат приказал мне принять роту. В это время как раз пошел дождь. Трубы минометов заливало водой. Дополнительные заряды полностью не сгорали, и мины шлепались на гребне крутого обрыва, под которым стояли минометы. К нашему счастью, мины падали и не взрывались. Одна из них упала под ноги лошадям, тащившим 45-миллиметровую противотанковую пушку. Артиллеристы кричали, угрожающе трясли кулаками. Огонь пришлось прекратить, а трубы минометов закрыть. Над нами висела небольшая тучка, обильно поливавшая нас теплым июльским дождем. Все это меня задержало на огневой позиции роты, где я выполнял обязанности старшего на огневом рубеже.

Я уже собрался идти на ротный НП, как позвонил командир батальона.

— Бери все в свои руки. Это — первое. Второе — меняй быстрее огневые, — услышал я в трубке его далекий голос — Подтягивай как можно ближе.

Я распорядился быстро сняться с огневой позиции и перебраться в окопы, где готовился к атаке батальон, а сам поспешил к комбату.

Извилистая траншея начиналась прямо у обрыва. Мне не раз приходилось по ней ходить. Теперь я не узнавал траншею, она стала мелкой, обвалилась от попадания мин и снарядов, местами — завалена убитыми. Но оказавшись в середине полосы полка, траншея оставалась главной магистралью, соединявшей штаб и тылы с окопами. По ней бегали связисты, посыльные, санитары и множество других людей, спешивших выполнить задание, передать распоряжение перед атакой.

Огневой вал нашей артиллерии постепенно откатывался в глубину немецкой обороны. Немцы, ошарашенные вначале мощным огнем, начинали все активнее огрызаться. Справа и слева от траншеи все чаще появлялись облачка разрывов, которых не было слышно в грохоте артиллерийской канонады. Потянулись в тыл раненые. Вот-вот батальон двинется к немецким траншеям. Надо было спешить, чтобы застать командира батальона на месте. Я вылез из траншеи и пошел вдоль нее. Так было удобнее и быстрее. За мною едва поспевал ротный связист, бывалый кубанский казак Тесля, которого я взял с собою, чтобы сразу тянуть связь на новом месте.