Читаем Бои местного значения полностью

— Будем молчать как рыба, — заверил Леонид. — Можем даже выдать себя за глухих или немых после контузии. Сойдет?..

— Договорились. А куда вы идете? Или это военная тайна?

— В тыл на переформировку. Можем признаться.

— Счастливчики, — Соня скрылась на несколько минут в хате, а потом вернулась и шепотом проинструктировала нас:

— Зайдете потихоньку вместе со мною, как выздоравливающие, переведенные на ночь из другой палаты. Я вам покажу койки. Вы на них располагайтесь до утра. Только с условием, что уйдете до обхода врача.

Мы обещали выполнить все ее предписания.

— Уйдем с первыми петухами, — сказал Богданов.

— А их нет в деревне.

— У нас есть трофейные часы. Федя, покажи!

Федор с гордостью показал на руке часы.

Хата была заставлена койками, на которых лежали раненые. Ее стены насквозь пропитались больничными запахами и перебивали даже дух прокисшей овчины от наших полушубков. Мы молча раздевались у коек. Соня нас предупредила, чтобы не переговаривались, иначе дойдет до дежурного врача и нам придется ночью отправляться в лес, а ей крепко достанется от начальника госпиталя.

— Откуда вы, братцы? Из каких частей? Из каких краев? — посыпались вопросы, как только Соня прикрыла за собой дверь.

Мы давали уклончивые ответы, старались выдержать линию поведения, определенную нам сестрой. В этом нас выручал Богданов. Он хорошо знал госпитальные порядки. Собирались мы встать пораньше и потихоньку уйти, чтобы не подвести Соню, но, конечно, проспали. Нас разбудила другая сестра, которая раздавала раненым градусники, Я присмотрелся к ней, что-то знакомое в ней было.

— Капа? — не поверил своим глазам.

— Алеша! — узнала она меня. — Ты ранен?

— Нет.

— Заболел?

Она наготове держала градусник и смотрела на меня непонимающими глазами. Я на нее — в белом халате и в белой косынке с красным крестиком. Она показалась мне таким нежным существом, что я невольно застеснялся и смутился под ее взглядом. Мои друзья тоже ничего не понимали. Немая сцена продолжалась, пока не вошел врач. После довольно невнятных ответов пришлось сознаться, кто мы такие, и поблагодарить за ночлег. Все дружно просили не наказывать Соню. Раненые слушали нас, приподнявшись на своих койках. Врач промолчал. Перешел к раненым. Капа следовала за ним, поглядывая на меня. Мы быстро собрались и вышли из хаты.

— Что же ты молчал? У тебя здесь такие позиции! — посмеивался Богданов.

Я начал ему объяснять все по порядку со всеми подробностями.

Когда мы уже отошли от хаты, нас догнала Капа и вручила мне маленькую бумажечку, похожую на рецепт. В ней было написано: «Кухне. Накормить завтраком четырех человек. Майор…» Далее следовала неразборчивая подпись врача. Капа показала нам хату, где размещалась кухня.

— На свете не без добрых людей, — сказал Богданов. — Скажите доктору, — обратился он к Капе, — что мы не забудем его никогда. И Соне спасибо еще раз. Где бы мы высушили валенки и портянки? Дай ей бог хорошего жениха! И вам тоже…

— Спасибо, — сказал я Капе.

Мне хотелось поговорить с ней, как со старой знакомой, вспомнить Петра, но на ходу разговор не получался. Она просила написать ей, где я буду, назвала свою полевую почту.

— Ну, поцелуй ты ее в щечку, — подсказывал мне Богданов.

Целовать ее на виду у всех я постеснялся.

После завтрака при выходе из деревни нас догнала полуторка. Шофер остановил машину и сам предложил нам подъехать. Богданова мы посадили в кабину, как самого старшего, а сами залезли в кузов. Старенький мотор пыхтел, работал на пределе, с трудом выбиралась машина из каждой ямы, заполненной водой. Полуторка прыгала по ухабам, круто поворачивала то в одну, то в другую сторону, то вдруг останавливалась, выбившись из сил. Мы еле удерживались в кузове. Нас бросало из одного угла в другой, как на палубе во время шторма. Шофер так резко рулил, что машина чудом удерживалась на узкой полоске.

— Лихач, — заметил Федор. — Быть нам в кювете под кузовом…

Километров через пять полуторка выбралась на разбитое шоссе.

Впереди шагал наш полк. Колонну замыкал батальон. Бойцы остановились у обочины, уступая дорогу машине. Заместитель командира батальона капитан Кулиш, который обещал нам выдать ботинки и обмотки, шагнул на середину шоссе с поднятой рукой перед самой машиной. Шофер нажал на тормоза. Я услышал свистящий визг, и что-то глухо ударилось о сырой асфальт. Машина заскрипела, развернулась в противоположную сторону и сползла на обочину, в глубокий снег.

— Что я вам говорил? — первым опомнился Федор.

Когда все стихло, послышался гул возмущения и громкие угрожающие выкрики. Кто-то выстрелил вверх. Все сбегались к машине. На дороге неподвижно лежал капитан Кулиш. Над ним склонилась санинструктор и еще несколько человек. Перепуганного шофера вытащили из кабины. Над его головой замелькали кулаки. Капитан Богданов защищал шофера. Мы втроем поспешили ему на помощь, потому что разъяренные солдаты могли его убить.

— Вы тоже за него? Нашли кого защищать… — неслись грозные выкрики.

Перейти на страницу:

Все книги серии Память

Лед и пепел
Лед и пепел

Имя Валентина Ивановича Аккуратова — заслуженного штурмана СССР, главного штурмана Полярной авиации — хорошо известно в нашей стране. Он автор научных и художественно-документальных книг об Арктике: «История ложных меридианов», «Покоренная Арктика», «Право на риск». Интерес читателей к его книгам не случаен — автор был одним из тех, кто обживал первые арктические станции, совершал перелеты к Северному полюсу, открывал «полюс недоступности» — самый удаленный от суши район Северного Ледовитого океана. В своих воспоминаниях В. И. Аккуратов рассказывает о последнем предвоенном рекорде наших полярных асов — открытии «полюса недоступности» экипажем СССР — Н-169 под командованием И. И. Черевичного, о первом коммерческом полете экипажа через Арктику в США, об участии в боевых операциях летчиков Полярной авиации в годы Великой Отечественной войны.

Валентин Иванович Аккуратов

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне