Взбиравшаяся следом за мной охотница – по-моему, Элейн – коротко фыркнула. Ничего – они определенно не нервничают.
Как только я признала винтовую лестницу бесконечной, Виктория втиснулась в резную дверь и загремела по крыше копытами, освобождая нам место. Мы высыпали в узкую галерею, окружавшую свод и явно не рассчитанную на лошадей, поэтому охотницы пропускали друг друга, прижавшись к стене. По наружной стене тянется балюстрада. Между каждой колонной стоят большие глиняные горшки с геранью, чрезмерно разросшимся плющом и широколистными растениями, каскадами ниспадающими на стены.
В предрассветных сумерках Виктория обследовала крышу.
– Какой-то сад, а не линия обороны, – раздраженно бросила она.
– Здесь учатся девушки, Вик, не солдаты. – Я сочла своим долгом высказаться в защиту муз. В конце концов, их школа вполне равноценна университету, а мне вовсе не хочется, чтобы кто-нибудь критиковал Иллинойсский университет («Вперед, Иллинойс»!).
Вик презрительно фыркнула, а за ней остальные охотницы.
– Рассредоточьтесь. Займите позиции на некотором расстоянии друг от друга. Дайте мне знать, когда покажутся армии.
Охотницы двинулись выполнять приказание, я расположилась рядом с Викторией, с волнением глядя в темноту.
– Он великий воин, – сказала она.
– Даже у великих воинов из ран течет кровь, – вздохнула я. – Может, попытаюсь заснуть, отыскать его в своем духовном теле.
– Он почует тебя, – тихонько возразила она. – Ты его отвлечешь.
– Ненавижу ждать.
Виктория согласно кивнула.
Глава 14
Стоим в молчании. Я напряженно прислушиваюсь, стараясь уловить шум битвы, но легкий ветерок доносит сквозь ветви ивы лишь случайное пение жаворонка, с невинным энтузиазмом приветствующего зарю.
Небо за спиной начинает светлеть, серая завеса приподнимается, но ненамного. Ночные тучи остаются на месте, и даже сверхъестественная туманная дымка, приплывшая с болота, по-прежнему нависает над храмом. Я содрогнулась, внезапно припомнив:
– Каролан утверждает, что фоморианцы не любят перемещаться при дневном свете. Вот и выступила в такую проклятую непогодь.
Виктория угрюмо кивнула.
Горы на севере заколыхались и скрылись из вида. Я поднесла к глазам трубку, покрутила колесико посередине, наводя фокус на ближние горы. Никого не видно. Пока.
Посмотрела в глубь леса. Плотно накрытый тучами, он кажется безопасным и спящим. Продолжая вертеть головой, заметила случайные проблески в зеленоватом тумане, где, видимо, начинается болото Ивасах. Не успела закончить круговой обзор, как Виктория вскрикнула:
– Вот!..
Оторвавшись от подзорной трубы, я увидела, что она указывает на запад, на темное пятно, растянувшееся на горизонте. Вновь прильнула к окуляру, удивившись, что руки трясутся, и протянула Вик трубку:
– Возьми. Сама смотри, у меня руки дрожат.
Охотница спокойно поднесла прибор к глазу, покрутила колесико.
– Тыловые ряды наших лучников, – заключила она.
Я вспомнила отряд кентавров с грозными длинными луками и арбалетами, заряженными острыми стрелами, и спросила:
– Хорошие лучники?
– Лучшие в Партолоне после воинов Вулфа.
– Хорошо бы, чтоб Вулф тоже был с нами.
– И мне бы хотелось. – Она все приглядывалась. – Видно, еще не столкнулись с фоморианцами. Стреляют вокруг, высоко в небо целятся. – Вновь поправила фокус. – Вот наши войска. Ждут, когда закончат лучники.
Заморосил дождик, я пристально смотрела на запад, различая вдали град взлетавших и падавших стрел, словно тучи извергали смерть. Перед линией лучников что-то неравномерно сверкает.
– Что это там блестит?
– Кентавры обнажили двуручные мечи, – объяснила Виктория.
Меня мороз по спине прохватил.
– Пошли вперед, – объявила она бесстрастно и громко, чтобы слышали охотницы.
Я вдруг как бы отключилась, словно мы смотрим какую-то безумную телепрограмму. Трудно поверить, что мой муж стоит в строю, где сверкают мечи.
– Что теперь происходит?
Виктория вернула мне трубу.
– Битва началась.
Я стерла с линз капли, уткнулась локтями в парапет балюстрады, чтобы не дрожали руки, прильнула глазом к окуляру, сфокусировалась на далекой сцене.
Увидела сквозь ненастное серое утро движущийся ряд кентавров, уплотнившийся, когда лучники разошлись, потрясая своими мечами и примыкая к правому и левому флангу. Попыталась поймать в фокус лица воинов, но расстояние было слишком большим. Не видно ни одного фоморианца, только могучие напряженные спины кентавров, в одних местах движущиеся вперед, в других откатывающиеся назад.
– Ни черта не пойму, что творится. – Я оторвалась от трубы, отдала ее Виктории.
– Возможно, это продлится долгие часы. – Она ласково мне улыбнулась. – Первая битва, которую видишь, всегда самая страшная.
– А нам, что же, остается только стоять и смотреть?
– Больше мы ничего сделать не можем.
Больше мы ничего и не делали. Когда утро перешло в полдень, пять юных послушниц принесли бутерброды с мясом и сыром на черством хлебе и мехи со сладким вином.
– Передайте Талии, что нет никаких перемен, – сказала я девушкам.
– Она знает, госпожа Рианнон, – ответила одна из них, покидая крышу.
– Талия многое видит, – объяснила Вик.
– Безусловно.