Богдан Хмельницкий

по уставу восточной церкви. В первые времена существования Сичи нет нигде

упоминания о том, чтобы там был храм, как было уже впоследствии. Вероятно, его

тогда не было, по крайней мере, как постоянного здания для всегдашнего

богослужения, потому что и определенного места для Сичи долго не было; мы

встречаем Сичу то на Хортице, то на Томаковке, то на Микитином Роге, то на

Базувлуке... Уже позже, когда местопребывание Сичи установилось при устье

Чертомлыка, она сделалась как бы постоянным городом; до того времени это был

военный стан, часто переносившийся с места на место, обитатели его в большинстве

состояли из временных посетителей—промышленников.

Так жили по описанию, переданному малорусскими летописями, первые

запорожцы, остававшиеся на более или менее продолжительное время в Сиче. Большая

часть удальцов, которым суждено было не погибнуть и не попасть на войне в плен,

возвращалась осенью домой, обогащаясь добычею, несколько раз потом в следующие

годы повторяла свои походы на Низ, или лсе из них образовывались козацкия шайки,

которые выбирали предводителей, величаемых гетманами, шатались по Южной Руси и

делали наезды в чужия земли, или же, отведавши козацкого житья, поступали под

предводительство какогонибудь пана, который, в таком случае, называясь их гетманом,

обращался с ними, как с вольными людьми. Такие вольные козаки служили у князей

Вишневецких и Ружинских. Единого начальника над всеми украинскими козаками еще

не было. Крайнее равенство прав господствовало в их быте. Шляхтич ли, князь ли,

мещанин или сельский хлоп шел в козаки — он был равен своим товарищам. Сперва

вольное козачество наполнялось мещанами, а потом большинство в нем состояло из

сельских хлопов, не хотевших повиноваться своим павам. Век Сигизмунда-Августа

был эпохой значительного ополячения русского дворянства. Оно принимало польский

образ жизни, усвоивало польские нравы и польскую речь, начинавшую мало-по-малу

их усложнились и требовали усиления доходов и через то положение хлопов стало

тягостнее, а между тем им было большое искушение—возможность убегать от панов, и

они убегали в козачество. Не только из Южной Руси, но из Литвы и Польши приходили

искатели свободы. Место жительства Козаков не ограничивалось Черкасами и Каневом,

как было в начале; по всему пространству нынешних губерний: Киевской, Полтавской

и южной части Подольской проживали козаки, люди вольные, не хотевшие подчиняться

установленным властям, и связанные с центром козацкой вольности — Запорожскою

Сичыо. Одна из украинских летописей говорит, что царь турецкий сделал вопрос:

сколько в Украине Козаков? Ему отвечали: «У нас где крак (куст), там козак, а где

байрак (буерак), там сто Козаковъ». Козацкие походы не ограничивались уже стычками

с татарами в степях и разбиванием купцов; на своих чайках, как назывались их челны,

обшитые тростником и умещавшие до шестидесяти человек, козаки пускались в

открытое море, проникали в Румелию, Анатолию, нападали на мусульманские города,

избавляли из галер и темниц христианских пленников, появлялись даже под стенами

столицы падишаха. Возвращаясь домой с добычею, некоторые из бедняков становились

богачами и своим примером увлекали других на козацкие подвиги.

Польское правительство не покровительствовало умножению козачества: оно не

могло не видеть в нем подрыва существующего порядка, так как козачество

наполнялось людьми, убегавшими от повинностей; притом оно боялось, что козацкие

набеги на Крым и Турцию будут вызывать неприязненные действия против Польши со

стороны мусульманских соседей, с которыми оно не хотело вести войн. Польским и

литовским государям казалось лучше платить крымским ханам дань, которую они

называли, из благоприличия, жалованьем. Татары нужны были для них в нескончаемой

борьбе Литвы с ИЧОСКВОЮ, чтобы, при случае, можно было напускать на земли

последней союзные орды. Правительство, однако, не желало совершенного

уничтожения козаков, но хотело, чтобы их было немного, в качестве пограничной

стражи, для оберегания польских пределов от татарских своевольных Козаков.

Как ни враждебно становилось козачество к шляхетству, наполняясь

преимущественно из панских хлопов, но пока еще сами паны и шляхта

покровительствовали его развитию. В 1540 году Сигизмунд-Август послал такой

выговор «справце» киевского воеводства, князю Коширскому: «многократно прежде

писали мы тебе, обнадеживая тебя нашею милостью и угрожая наказанием, и

приказывали, чтоб ты бдительно наблюдал и не допускал тамошних Козаков нападать

на татарские улусы; вы же никогда не поступили сообразно нашему госиюдарскому

приказанию и не только не удерживали Козаков, но ради своей выгоды сами давали им

дозволение и через такую вашу неосмотрительность наше государство не могло

пребывать в покое и терпело большой вред от татарского поганства». Исчисляя затем

совершенные перед тем своевольства Козаков над татарами, грамата эта говорит:

«посылаем дворянина нашего Стрета Солтовича; мы велели ему всех киевских Козаков

переписать в реестр и доставить нам этот реестр. Приказываем тебе, чтобы ты велел