Богдан Хмельницкий

возвращались на Украину, но уже не хотели быть тем, чем судьба определила им быть

до того времени, то-есть нести мещанские и сельские повинности; они оставались и

сами себя называли козаками: по тогдашним понятиям, кто был воин и подвергал себя

беспрестанно опасностям войны, тот уже тем самым ставил себя выше других и не

хотел нести повинностей, которые должны были падать исключительно на мирное

народонаселение, как бы в вознаграждение за охранение своего жительства от

опасностей. Недовольство, существовавшее между мещанами в те времена, не

подлежит сомнению и доказывается жалобами мещан на воевод и старост. Так, в 1523

году киевские мещане жаловались на своего воеводу Андрея Немировича, что он им

оказывает разные несправедливости, заставляет ходить с собою в поход пеших,

отнимает у них лошадей и вооружение и раздает, своим служебникам, заставляет

мещан стеречь пленных татар и наказывает их в случае, когда пленный убежит, хотя бы

мещанин не имел умысла

выпустить его, тогда как по закону в подобных случаях не следовало мещанину

чинить наказания; воевода, сверх того, присвоивает себе мещанские дворища и угодия,

посылает мещан на черные работы, которые не следовало возлагать на мещан. На

такую жалобу не последовало от великого князя ничего, кроме нравоучения воеводе,

чтобы он вперед так не делал и не ирисвоивал себе суда над мещанами, которых судить

должны были войт, бурмистр и радцы 1). В Черкасах по смерти Евстафия Дашковича

появились одни за другими новые старосты: против одного из них, Тышкевича,

взбунтовались мещане; по следствию оказалось подозрение в поджигательстве к бунту

на некоего Пенко, который, однако, оправдался 2). Потом Пенко стал старостою и

черкасские мещане жаловались, что этот новый староста заставляет их на себя

работать, возить дрова и сено, не позволяет возить в Киев на продажу мед, не дает

ловить рыбу и бобров, отнимает издавна принадлежавший мещанам днепровский

порог Звонец, собирает с них двойные коляды на праздник Рождества Христова и

отягощает их поставкою подвод. Мещанские повинности под его управлением были до

того тяжелы, что иные мещане поступали к нему в служебники, чтобы освободиться от

мешанских повинностей, которые, чрез уменьшение числа тяглых, не облегчались для

остальных, оставшихся в мещанстве. По этой жалобе', киевский воевода Немирович,

тот самый, на которого жаловались киевские мещане, производил, с двумя

королевскими дворянами, дознание и нашел старосту невиновным 3). Уже этих

примеров достаточно, чтоб видеть, как тогдашнее положение городов способствовало

тому, чтобы мещане выходили из своего звания и поступали в козачество. За мещанами

сельские люди стали делать то же, когда недовольны были своими панами или

поставленными от них для управления лицами. Запорожье наполнялось беглецами.

Побывавши на Ннзу п возвратившись в Украину, эти беглецы умножали собою число

людей, называвших себя вольными козаками, не хотевшими подчиняться прежним

своим властям.

Простота жизни, готовность на всякую опасность, благочестие, целомудрие,

совершенное братство между собою и строгое повиновение воле начальства—то были

нравственные требования запорожской братчины, приближавшие ее, за исключением

военного занятия, к монастырской. Запорожцы собирались на раду—сходку, подобную

старинным вечам. На раде выбирались начальники. Главным был атаман, носивший

название кошевого, а вся запорожская община, в правительственном смысле,

называлась кошем — слово татарского происхождения, означавшее вообще стан. Кош

разделялся на курени; над каждым куренем был выборный куренный атаман,

подчиненный кошевому. Кроме этих начальствующих лиц, выбирались радою:

полковой писарь (заведывавший письменным производством) и асаулы

(распорядители). Коца предпринималась какая-нибудь экспедиция из ограниченного

числа запорожцев, то начальником над такими был полковник, нарочно выбираемый

для такого предприятия. Кошевой имел безусловную власть над кошем, но по

окончании

года отдавал отчет в управлении, и в случае злоупотреблений подвергался смертной

казни. С этой целью, чтоб он не зазнавался, существовал обряд: новоизбранному

кошевому мазали лицо грязью. Пища у запорожцев,—говорит украинский летописец

*),—была ржаное квашеное тесто, называемое соломаха, редко сваренное, а более

праздничное кушанье—рыбная похлебка, называемая щербою. Они жили в куренях,

человек по сту пятидесяти в одном; в конце XYI века это были шалаши, сплетенные из

хвороста и покрытые для предохранения от дождя лошадиными шкурами 2); ссора

между собою строго запрещалась; суровые и даже бесчеловечные на войне, запорожцы

казнили смертью своих товарищей, делавших насилия и разбои в мирных

христианских поселениях; воровство наказывалось повешением; «за едино путо

вешают на древе». В товарищество поступали и холостые и женатые, но ввести

женщину в Сичу запрещалось под смертною казнью. За блудодеяние жестоко

наказывали палочными ударами. Запорожец, вступая в Сичу, обещал воевать за

христианскую веру и биться против её врагов. Он должен был хранить посты и обряды