Читаем Богдан Хмельницкий полностью

Испании, в Италии; иезуиты везде овладевали тогда воспитанием. Как только прибудет

в училище молодой русип, на него устремляется все внимание; ему внушают

отвращение к вере отцов его; описывают ее ересью; представляют догматы римско-

католической церкви истинными, а обряды её стараются выставить в привлекательном

виде. Молодое чувство покоряется внушениям наставников: русский принимает

римскокатолическое исповедание, возвращается на родину—и все в ней кажется ему

варварским; он, затыкает уши, слыша речь южнорусскую; на подданного своего он

смотрит не только как на презренного раба, по как на существо, отверлсенное Богом,

лишенное облегчения своей горькой участи и за пределами гроба.

Наконец, многие дворяне, живя на родине, увлечены были убеждениями иезуитов,

которые рассыпались тогда по всей Южной Руси и разными путями выгоняли и

унижали православных духовных, которых поляки с намерением лишали средств к

образованию, дабы они не были в состоянии спорить с римско-католическими

духовными и опровергать их. Более двадцати лет после введения унии большая часть

православных епископских кафедр оставалась незанятою; посвящение священников

сопряжено было с затруднениями. Дворяне видели вокруг себя католиков и унитов,

которые были образованнее православных. Притом польские дворяне с каждым годом

более и более расселялись в Руси. Сила привычки велика: русские дворяне незаметно

стали расположены быть отступниками.

Польское право предоставляло владельцам безусловную власть над подданными; не

только не было никаких правил, которые бы определяли отношения подчиненности

крестьянина, но помещик мог, по произволу, казнить

1)

Оишс. Укр., 8.

29

его смертью, не давая никому отчета 1). Даже всякий шляхтич, убивший

простолюдина, вовсе ему не принадлежащего, чаще всего оставался без наказания,

потому что для обвинения его требовались такия условия, какие редко могли

встретиться. «Нет государства — говорил в своих проповедях иезуит Скарга 2)—где бы

подданные и земледельцы были так угнетены, как у нас под беспредельною властью

шляхты. Разгневанный земянип (владелец) или королевский староста не только

отнимет у бедного хлопа все, что у него есть, но и самого убьет, когда захочет и как

захочет, и за то ни от кого слова дурного не потерпитъ». Со времена унии, как мы

заметили, пан готов был поступать безжалостнее с крестьянином, чуждым ему и по

языку, и по вере. Надобно прибавить 3), что в то же время между дворянством Речи-

Посполитой распространилась чрезмерная роскошь, и мотовство, требовавшие

огромных издержек. По сказанию Воплана, обыкновенный обед в знатном польском

доме превышал званые столы во Франции. Серебряная и вызолоченная посуда,

множество кушаньев, иноземные вина, в то время дорогия, музыка при столе и толпы

служителей составляли условия тогдашнего обеда. Такая же расточительность

господствовала в одежде. Бережливость считалась постыдною; в тот век принимали за

хороший тон в доме, когда лакеи вытирали сальные тарелки рукавами господских

кунтушей, вышитых золотом по драгоценному бархату 4). «В прежния времена—

говорит современный обличитель Старовольский 5)—короли хаживали в бараньях

тулупах, а теперь кучер покрывает себе тулуп красною материею, хочет отличиться от

простого народа, чтоб не заметили на нем овчины. Прежде, бывало, шляхтич ездил

простым возом, редко когда в колебке на цепях, а теперь катит шестернею в коче,

обитом шелковой тканью с серебряными украшениями. Прежде, бывало, пили доброе

домашнее пиво, а теперь не то что погреба — и конюшни пропахли венгерским.

Прежде, бывало, четырехлетнего венгерского бочка в сто гарнцев стоила десять

злотых, а теперь за бочку в шестьдесят гарнцев платят по 150, по 200, по 400 злотых и

дороже того. Все деньги идут на заморские вина, на сахарные сласти, на пирожные и

пастеты, а на выкуп пленных и на охранение отечества у нас денег нет. От сенатора до

ремесленника, все пропивают свое состояние, потом входят в неоплатные долги. Никто

не хочет жить трудом, всяк норовит захватить чужое; легко достается оно, легко и

спускается; всяк только о том думает, чтобы поразмашистее покутить (epulari

splendide); заработки убогих людей, содранные с их слезами, иногда со. шкурою,

истребляют они как гарпии или саранча: одна особа съедает в один день столько,

сколько множество бедняков заработают в долгое время, все идет в дырявый мешок —

брюхо. Смеются над поляками, что у них пух верно имеет такое свойство, что на нем

могут спать спокойно (не мучась совестью)». Паны содержали при дворах своих толпы

шляхтичей, которые существовали на счет господ и вовсе нн-

*) Опис. Укр., 9.

2)

Kazania, IV.

3)

Опис, Укр., 111.

4)

Оппс. Укр., 111.

•') Reforma obyczajow.

30

чего не делали. Точно так же и знатная панья окружала себя толпою шляхтянок.

Таких дармоедок в ином доме было но нескольку тысяч. Все это падало на

крестьянский класс.

«Крестьяне в Польше,—говорит современник '), — мучатся как в чистилище, в то

время, когда господа их блаженствуют как в раю». Кроме обыкновенной панщины,

зависевшей от произвола пана, «хлопъ» был обременен различными работами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное