Богатыри не мы. Устареллы

Днем путники принимали поздравления от поселян и поселянок и пили парное молоко, вечером разбивали лагерь у прелестного ручья или на берегу живописного озера, играли на арфе, кормили лебедей, плели венки и пели целомудренные песни, после чего ложились спать, укрывшись одним плащом, но положив меж собой меч. Увы, на сей раз традиции были безобразнейшим образом нарушены.

Арфа принцессы и сборник «Целомудренных песен» остались по ту сторону речки, а спаситель, хоть и подозрительный, но имевший плащ, коня и вертел, могший с некоторой натяжкой сойти за меч, уехал. Принцесса же осталась с задрапированным в разбойничий штандарт Яготелло, который мало того, что никого не спас, еще и не имел при себе должного имущества, спросить же, куда оно делось, Перпетуе было неудобно.

Конечно, после жабопревращения эскорта принцессы на поляне осталось немало оружия, но дева видела, что ее нареченный способен удержать в руках разве что гномозелландскую ажурную секиру, которая именно в силу своей ажурности категорически не годилась для разделения укрытых одним плащом жениха и невесты. Принцесса вздохнула и впервые пожалела о проклятущем моргенштерне, который выполнил бы разделительную миссию как нельзя лучше. О том, который раз она пожалела о проклятущем блондине, история умалчивает.

Принцесса посмотрела на лорда-разбойника, тихо и печально жующего окровавленную репу, а затем на принца, выковыривающего из зубиков мясные волокна. Солнышко сияло, избежавшие принцессиной корзины незабудки нежно и доверчиво улыбались дневному светилу, щебетали птички, порхали мотыльки, ползали улитки и жуки, гудели пчелы, а Перпетуя чувствовала себя самой несчастной принцессой на свете.

Спасли ее пажи, то есть не пажи, а пипы несуринамские, вспомнившие о своем долге и дружно вцепившиеся в шлейф камуфляжно-прогулочного платья. Перпетуя встала и не терпящим возражения голосом сказала:

– Мы должны позаботиться о наших заколдованных подданных.

– И о моих столь же заколдованных подельниках, – добавил Гвиневр Мертвая Голова, дожевывая хвостик от репы.

Принцесса задумалась. Наиболее правильным было б отослать несчастных к великому магу Мерлину Сивому, но в последнее время никто не знал, где означенный Мерлин обретается. В той же мере не было известно, где находится Гамлет Пегий, во всем бравший пример с Мерлина Сивого. Оставались Оберон Чалый и Гамилькар Чубарый, но, во-первых, они в последнее время вызывали определенные подозрения, а во-вторых, тоже где-то шля… простите, отсутствовали по уважительным причинам.

– Надо доставить жабопревращенных в Санта-Пуру, – решила принцесса.

– Мы не можем задерживаться, – возразил Яготелло, – мамочка будет волноваться.

– Ты и так задержался, клоп луговой, – подала голос нагло подслушивавшая дриада. – Мамочка у него… Дура она, твоя мамочка!

Далее дриада заявила, что почтенной матушке Яго-Стэлло-Бэлло-Пелло вообще не следовало допускать его появления на свет, но изложено это было в столь гнусной форме, что мы сочли уместным опустить прямую речь, передав читателю лишь самый ее смысл.

– Червец мучнистый, – внесла свою лепту и вторая дриада.

При виде зеленоглазых (!) обитательниц дуба принц съежился, еще больше уменьшившись в размерах, и занял выгодную стратегическую позицию позади своей невесты, некогда белая юбка которой могла надежно укрыть еще парочку яготелл. К счастью, этого не требовалось, так как в Верхней Моралии во избежание возможного инцеста строго-настрого запрещалось иметь братьев и сестер, тем более близнецов. Нельзя сказать, что отступление будущего супруга за ее юбки подняло нареченного в глазах Перпетуи, но она была доброй девушкой и честно загородила суженого, в разбойничий штандарт ряженного, от вредных дриад, каковые не преминули указать ей на непростительную мягкотелость.

– Дура, – без обиняков заявила разговорчивая. – Тлю надо давить вовремя, иначе въестся – не отделаешься.

– Щитовка-бродяжка… – добавила молчаливая дриада, но по своей лаконичности не пояснила, относится ли это к заслонявшей собой жениха принцессе, упомянутому жениху или же к кому-то из сопровождавших принцессу жабопревращенных щитоносиц.

Озадаченная Перпетуя не заметила, как за ее спиной зашевелился Яготелло.

– Я рассматриваю это как оскорбление, – завопил принц и даже слегка увеличился в размерах, но на многоопытных дриад вопль верхнеморалийского наследника подействовал отнюдь не так, как тот рассчитывал.

– Сам ты оскорбление природы, – рявкнула разговорчивая дриада и, явно подражая дону Проходимесу, добавила: – пшел вон!

Перпетуя ахнула. Гвиневр Мертвая Голова вздрогнул и на всякий случай попятился от ствола.

– Да я сам тут не останусь, – гордо заявил Яготелло из-за юбки Перпетуи.

– А я не оставлю своих верных слуг в таком печальном положении, – подталкиваемая чувством долга и заботой о народе Пурии, заявила Перпетуя.

– Так и быть, – смилостивилась дриада, – полчаса на сборы! И пшли вон! Хотя ты можешь остаться. К нам тут один фавн заходит, очень миленький. Можем познакомить…