Богатыри не мы. Устареллы

– Я полагал, – теперь волосики жениха стояли дыбом не только на руках, но и на голове, – что пурийские принцессы отличаются от прочих представительниц женского пола. Увы, им так же застит глаза смазливая внешность! Я почитаю своим долгом написать матушке, дабы она к нашему приезду издала специальный эдикт, запрещающий въезд в Верхнюю Моралию высоким блондинам с зелеными глазами, если те не смогут доказать свое законное эльфийское происхождение. Ваше поведение, моя леди, не оставляет мне другого выхода. В то время как я, рискуя жизнью, спешил к вам на помощь…

Об этом Яготелло уже говорил, говорил он и о недопустимости ее поведения, и о безусловной порочности злосчастного блондина, но верхнеморалийский наследник был не из тех, кто сдерживает возмущение при виде отвратительных явлений, а тут налицо было несколько таковых. Самым же отвратительным, по его мнению, был подозрительный блондин.

Перпетуя была подавлена и уничтожена. Близилось утро, звезды меркли и гасли, облака пылали, по полям расстилался белый пар, на землю пала роса, шлейф принцессы отсырел, мясо остыло, а жених все не унимался. Принцесса слушала, опустив голову, и думала, как хорошо было бы стать маленькой зеленой лягушкой. Тогда никто бы не стал обвинять ее в заигрывании с подозрительным доном Проходимесом, ее бы не кусали комары, она сама бы их кушала, и можно было бы обойтись и без каблука, и без мужа. Ее б все жалели и оплакивали, а сейчас ругают. За что?! Принцесса не выдержала, из глаз у нее полились слезы.

– Плачь, несчастная, – воздел руку Яготелло, – плачь! Но твои слезы не смоют твоих прегрешений. Ты не оправдала возложенного на тебя высокого доверия. Ты забыла свой долг. Я знаю, о чем ты думаешь, – ты думаешь о НЕМ! Об этом…

Исполненная праведного гнева речь была прервана двумя проживавшими на главном дубе Разбойничьего Леса дриадами, самым решительным образом вставшими на защиту Перпетуи. Одна из дубовладелиц набрала желудей и первым же броском угодила Яготелле в раскрытый для обличения рот. Вторая же свесилась с дерева, уперла руки в боки и напустилась на временно онемевшего принца.

– Гриб ты червивый, – дриада росла на разбойничьем дубу и не церемонилась в выражениях, – сморчок, строчок, пылевик, ложный опенок, пафиопедилюм пятнистый! Поганец бледный! На себя б оборотился, гнилушка червивая! Внутренняя красота ему, псевдобульбе, нужна!

Да в человеке, чтоб ты знал, все должно быть прекрасно – и мысли, и лицо, и одежда. А у тебя? Мысли у тебя – похабные, рожа – поганая, а одежка и вовсе! Платье ему расшнурованное не нравится? Так возьми и зашнуруй, бугенвиллея голая! Только сначала штаны надень, цикас поникающий! Мало того, что шлялся полночи незнамо где, мало того, что приперся спасать девушку из приличной семьи в чем мать родила, так еще и пузыри пускаешь! Да кому ты нужен такой? Да за тебя ни одна уважающая себя поганка не пойдет! А еще туда же! Придирается!

– Катарантус! – припечатала вторая дриада, и Перпетуя покраснела, решив, что за этим энергичным, но не совсем понятным словом скрывается какое-то совершенно жуткое (и весьма вероятно непристойное!) определение ее жениха.

Обалдевший от такого напора Яготелло забормотал, что ничего плохого не думал, не сомневался и вообще не имел в виду, после чего торопливо предложил Перпетуе свои услуги по части зашнуровывания верхнего платья. Принцесса кивнула. Жених потянул за тесемки, но увы – его сил явно не хватало, и неудивительно. Обычно корсет принцессы зашнуровывали четыре оруженосца (для оказания подобной услуги королеве Пульхерии требовалось восемь воинов).

Верхнеморалиец приналег, но корсет не поддался ни на волосок. На помощь принцу поспешил Гвиневр Мертвая Голова, все еще не пришедший в себя после жабьего заклятия и столкновения с древесным сучком. Вдвоем принц и разбойник кое-как свели концы непослушного корсета с концами, хотя королева Пульхерия вряд ли б осталась довольна их работой.

Когда с платьем было покончено, осмелевшая принцесса предложила обоим шнурователям позавтракать. Те согласились. Мясо, разумеется, остыло, но Перпетуя была слишком голодна и расстроена, чтоб обращать внимание на такие мелочи. Яготелло хотел было что-то сказать, но взглянул на дуб, в вершине которого затаились дриады, и промолчал. Гвиневр Мертвая Голова от мяса отказался, но скушал немного капусты белокочанной и взялся за морковь.

Завтрак прошел в молчании, нарушаемом лишь тоскливым кваком жабопревращенных и комариным гудением, в котором уже не проступала дивная мелодия. Взошло солнце. Именно в этот момент, согласно протоколу, принцессе следовало поклясться в верности спасителю, вырвавшему ее из лап свирепых разбойников, после чего деве надлежало быть поднятой в седло белого коня, на коем жених и невеста отправлялись в Верхнюю Моралию. Дорога с учетом остановок занимала около двух недель.