Про фавнов принцесса читала, то есть не совсем о фавнах, а о том, что общаться с оными пурийским принцессам неприлично. Перпетуя вздохнула и поплелась туда, где между куч оружия копошились ее верные подруги. Кое-кто из них мог бы поместиться в большую плетеную корзину, устланную вышитыми незабудками белым шелком, но как их отличить от гнусных разбойников?
Гвиневр и Яготелло остались у прогоревшего костра, но не тут-то было!
– Так и будете за юбку прятаться и от работы отлынивать? – грозно вопросила дриада, красноречиво пересыпая из рук в руку пригоршню желудей. – Сказано же: пшли вон! Все! И ты, рожа твоя разбойничья, тоже. На-до-ел! Не душегуб, а недоразумение! Ни оргий от тебя путных, ни песен, ни басен! Короче, был у нас Лес Разбойничий, а будет Заповедный и Дремучий! Если кого к себе и пустим, так настоящего мужчину, а не…
Дальнейшую речь дриады мы опять-таки опускаем, упомянем лишь, что лесная дева упомянула гинуру оранжевую, дизиготеку, каллистемон и, страшно сказать, офиопогон и пахиоподиум!
Гвиневр Мертвая Голова понял, что на Поляне Незабудок ему больше не жить, тихо и грустно вздохнул и принес две картинки, на одной из которых был изображен разрезанный пополам цветок с пестиком, а на другой такой же, но с тычинками. Атаман вкопал оба знака по разные стороны дуба, и жабопревращенные распрыгались на две кучки. Вокруг тычинок собралось 36 жаб, лягушек, квакш и чесночниц, вокруг пестика – 18. Еще четыре (которых так и тянет записать пипами, но какая ж пипа без Суринама?!) не пошли ни направо, ни налево, а продолжали висеть на многострадальном шлейфе, а одна амфибия и вовсе исчезла бесследно. Ее звали, но увы…
Когда разделение жабопревращенных по поло… простите, по пестико-тычиночному признаку было завершено, Гвиневр Мертвая Голова снял с противопожарной доски два конических ведра, надел рабочие рукавицы и сложил в них жаб, квакш, лягушек и чесночниц, самоидентифицировавшихся как особи мужск… простите, тычиночного пола, а Перпетуя усадила в большую плетеную корзину четырнадцать небольших жаб, заявивших себя как пестиковые. Здесь, впрочем, нельзя исключить ошибку или же злонамеренный обман, так как полагаться на добросовестность жабопревращенных несколько опрометчиво. Тем же амфибиям, что не влезли в ведра и корзину по причине чрезмерных размеров, было предложено следовать своим ходом за Ее Высочеством и лордом-атаманом. И они последовали.
Поляна Незабудок опустела, но ненадолго. Кусты лещины обыкновенной на ее краю расступились, и из них вышло семейство голого вепря Ы – сам вепрь, вепрева вдовая мамаша, шесть вепревых жен, пять тещ, два тестя и три дюжины вепренят. Все они были неприлично голыми, что, безусловно, повергло бы в ужас принцессу Перпетую, а может, и не повергло, так как вид обнаженного вепря был далеко не столь непристоен, чем вид, ну, вы сами понимаете кого…
Напрочь лишенные черного кружевного белья вепри, плача и стеная (возможно, именно по этой причине), проследовали к погасшему костру, где прервали стенания ради приема пищи. Они урчали, чавкали и хрюкали, короче вели себя по-свински. Хотя что взять с вепря? Голый он или, скажем, в орденах и в лентах, в душе он все равно свинья свиньей. В мгновенье ока все, что осталось от отвратительной оргии съедобного, а заодно осыпавшиеся с дуба желуди (включая побывавший во рту у принца и выплюнутый оным), было слопано, а несъедобное – затоптано. Исполнив свой свинский долг, семейство голого вепря Ы, плача и стеная, но уже не столь горестно, торжественно удалилось.
С дуба свесились обе дриады, брезгливо оглядели загаженную поляну, переглянулись, укоризненно покачали головами и вновь скрылись в ветвях. Лишь тогда одинокая косоглазая лягушка рискнула покинуть свое убежище в куче оставленного оружия. Новоиспеченная амфибия не пожелала возвращаться в Санта-Пуру, так как обладала мировоззрением, которое в иных мирах иногда называют восточным. Жабопревращенная решила навеки остаться в лесу, слиться с диким миром, стать его частью и медитировать, медитировать, медитировать…
Глава шестая,
повествующая о том, как принцесса Перпетуя и ее спутники вышли из леса, встретили гостеприимных поселян и воссоединились с оставленными на опушке подругами
Временно упущенные из поля зрения читателя принцесса Перпетуя с корзиной, ее суженый – верхнеморалийский принц Яготелло, и потомственный душегуб Гвиневр Мертвая Голова, несущий два красных конических ведра, сопровождаемые некоторым количеством прыгающих амфибий большого размера, направились к лесной речке.