Богатыри не мы. Устареллы

Подозрительный блондин в беседе участия не принимал, потому что не мог – он смеялся, нет, он возмутительным образом хохотал, даже, не побоимся этого слова, – ржал (неприлично звучит, но и действо было столь же неприлично!). Что до жабодев, жаборазбойников и жабопажей, то они были слишком хорошо воспитаны, чтобы самочинно встревать в беседу, которую ведет венценосная особа, хотя б ее, особы, собеседником была всего лишь птица.

Я должен защитить ея невинность
И наказать носителей порока, —

говорила венценосная особа.

Бери же меч, ты, негодяй презренный!
Молчишь? Трясешься? Хочешь убежать?
Но я тебе укрыться не позволю.
Молись, развратник, нынче ты умрешь!

И тут Перпетуя вспомнила! Моралийские принцы строго придерживались старой традиции, ныне забытой даже в Пурии. Освобождая принцесс, сражая драконов и уничтожая разбойников, троллей и орков, они изъяснялись исключительно стихами. Поэтическими талантами представители дома Моралесов не обладали, зато они были весьма усердны и, отправляясь на борьбу со Злом, заучивали сочиненные состоящими на государственной службе поэтами тематические стихи.

Без сомнения, Яго-Стэлло-Бэлло-Пелло-Отелло-Вэлло-Донатэлло-Ромуальдо Моралес-и-Моралес принял неизвестного блондина за Гвиневра Мертвую Голову и, несмотря на постигшее его в дороге несчастье, исполняет свой долг, произнося полагающийся в данном случае стих:

Ничто тебя уже спасти не сможет,
Лишь если дева добрая, как ангел,
Простит тебя в беззлобии своем,
Я пощажу тебя, развратник низкий!

– Разззврат! Безобрразие! Пррредохрраняться!

– Что? Молишь о пощаде? Не дождешься!

– Боюсь, что не дождусь, что ты заткнешься. – Подозрительный тип, наконец, справился с неуместным смехом и тряханул верхнеморалийца. – Ты, чучело, замолкни поживее. Тьфу ты, сам стихами заговорил. Да слушай же ты, несчастье мохнорукое! Принцессу уже освободили. Я освободил, пока ты в голом виде по лесам скакал. Давай, вези ее к алтарю, а у меня – дела. Мне, знаешь ли, нужно выяснить, какие претензии ко мне имеют некие зеленые и клыкастые существа в рогатых шлемах, но они очень быстро бегают.

– Так вы не Гвиневр Мертвая Голова? – Яго-Стэлло близоруко сощурился.

– Нет, – отрезал негодяй, подзывая свистом своего не рыцарского, хоть и очень хорошего коня, – Гвиневр вон там, под деревом. С шишкой на лбу.

– Моя леди, – незнакомец изысканно поклонился Перпетуе, – оставляю вас на попечении вашего будущего супруга и обращаю ваше внимание на то, что мясо вполне прожарилось.

Негодяй ловко стряхнул подрумянившиеся курьи ноги на одну из тарелок и вытер вертел вышитой незабудками и черепами скатеркой, что исторгло из впалой, но волосатой груди Гвиневра тихий и грустный стон. Наглец улыбнулся нагло и цинично и вбросил вертел в ножны. Козлодой взмыл вверх и, видимо, вспомнив о перепавшей ему курьей ноге, запорхал над собиравшимся в дальний путь подозрительным блондином.

– Добрррый рррыцарь. Не бррросай бедного Йорррика. – Птица отчаянно мотала ушами и ныла: – Милосеррдия, милоррррд, милосерррдия!

– Предатель, – тихо и грустно сказал разбойник то ли козлодою, то ли вовсе непонятно кому.

– Черт с тобой, птичка бомжия, – хмыкнул подозрительный блондин, – поехали.

Козлодой Йорик взмахнул крылами, издевательски хохоча, и, блестя серьгой в ухе, пронесся над бывшим хозяином, поступив с ним, подобно обычному голубю. Гвиневр утерся. Яго-Стэлло шевелил губами, видимо, подбирая приличествующее случаю стихотворение. Незнакомец тронул коня, гнедой шагнул вперед, и тут вокруг его левой задней ноги обвилась цепь неутомимого моргенштерна, чудесным образом оказавшегося на пути подозрительного блондина. Блондин воззрился на шипастое чудище.

– Какая прелесть, – наконец произнес он.

– Пррррелесть! – немедленно встрял козлодой Йорик. – Прррелестная прррелесть! Сопрррем?

Незнакомец немного подумал и обернулся к принцессе, нагло подмигнув ей военно-морским глазом.

– Пожалуй, я возьму это с собой. На память о нашей незабываемой встрече.

– Считайте это моим подарком, милорд, – произнесла воспитанная Перпетуя, не веря тому, что они так легко избавились от зловредного оружия.

– Подаррочек, – взвыл Йорик, – ко дню рождения! Прррелесть!

Мерзавец свесился с седла и одной рукой прихватил пресловутый моргенштерн, который на сей раз и не подумал выказывать коварство и двуличие. Принцессе показалось, что железный еж по-кошачьи мурлыкнул и уютно свернулся в седле позади своего нового хозяина. Тот снова тронул коня, но передумал и оглянулся.