Принцесса, помнившая о печальной судьбе, постигшей трухлявый мостик, гадала, сможет ли она перебраться через речку, не задирая подола некогда белого прогулочного платья, на шлейфе которого продолжали висеть четыре пипы несуринамские. Ведь рядом было двое мужчин, пусть знакомых, но, без сомнения, глубоко бы ее осудивших за столь непристойное действие, и более того – даже мысли!
Конечно, по правилам суженому следовало переносить невесту через все препятствия на руках (в глубине души Перпетуя подозревала, что подозрительный дон Проходимес так бы и поступил), но принцесса понимала, что поднять ее было бы для верхнеморалийского принца делом невозможным, соответственно – недопустимым и, пожалуй, даже неприличным.
От скорбных дум принцессу оторвало звучание омерзительного слова, сказанного, однако, с должным осуждением. И слово это было
– Эйяфьядлайёкюдль – это отвратительно и омерзительно, – с чувством говорил Яготелло.
– А также непристойно и безобразно, – соглашался разбойник.
– И противно самой человеческой природе, – провозглашал принц.
– И самым плачевным образом сказывается на потомстве, – не грустно, но яростно восклицал благородный разбойник, выпячивая впалую грудь.
– И способствует вырождению, – уточнял Яготелло, привстав от возмущения на цыпочки и взмахнув рукой. При этом он опрометчиво выпустил штандарт, который не замедлил упасть.
Перпетуя при виде обнаженной натуры немедленно отвернулась, как и следовало пурийской принцессе, когда она видит, как некто из достойных всяческого уважения людей непреднамеренно совершает нечто неприличное. Увы, мы не можем поручаться за поведение девы, окажись на месте Яготелло подозрительный дон Проходимес, возможно, Перпетуя не утерпела бы и взглянула, как выглядит пресловутое черное и кружевное, ну вы сами понимаете, что. Но в том-то и беда, что дон Проходимес на месте принца оказаться не мог.
Итак, принцесса смотрела на росший у края тропинки цветок печеночницы благородной и думала о… От недостойных размышлений принцессу отвлек тихий и грустный голос.
– В знак моего уважения к вам, – доверительно сообщил Ее Высочеству незаметно подошедший Гвиневр Мертвая Голова, – а также к вашим августейшим родителям я решил показать вам потайной брод через реку. Но, Ваше Высочество, учтите, что я делаю это исключительно ради вас, и прошу вас не говорить об этом вашему жениху, к которому я хоть и испытываю уважение, но отнюдь не такое глубокое, как к вам и вашим августейшим родителям. Более того, некоторые особенности поведения уважаемого принца мне представляются не совсем приятными.
– Благодарю вас, милорд Гвиневр, – произнесла принцесса с искренней радостью. Она полностью разделяла мнение Гвиневра о некоторых особенностях своего жениха.
– Извольте следовать за мной, – произнес лорд-разбойник и свернул в заросли крушины обыкновенной. Перпетуя поудобней перехватила корзину и пошла следом, стараясь не слушать идущего сзади жениха и с теплотой вспоминая комаров, зудевших только в вечерние часы и готовых удовлетвориться небольшой порцией крови.
Будь сейчас вечер, комариный звон глушил бы верхнеморалийское бубнение, а зуд от укусов не давал сосредоточиться на жениховской речи. Увы, солнце стояло еще высоко, а чем больше принцесса старалась не слушать, тем назойливей влетали в уши слова о неподобающем поведении, легкомыслии и обязанностях. Принцесса вздохнула и обо что-то споткнулась. Что-то оказалось палкой, очень хорошей. Ее можно было бы поднять, стукнуть жениха по голове, и он бы заткн… умолк. Пусть не навсегда, но на какое-то время. Дева с грустью перешагнула через несостоявшееся спасение, и в этот миг Гвиневр остановился, качнув красными ведрами. Принцесса посмотрела вперед и увидела настоящий потайной брод.
Речка здесь была чуть шире, чем в месте встречи с бабулечкой-красотулечкой. Вдали виднелись хорошо ухоженные огороды, засаженные капустой белокочанной, чуть ниже переправы поселянка в невышитой сорочке, неприлично подоткнутой юбке и без венка на голове стирала белье, а посреди самого брода пили воду две курицы, вода доходила им до колен. Не будь у прогулочного платья шлейфа или же не утрать пажи человеческий облик, принцесса преодолела бы преграду, не нарушив приличий, но сейчас, да еще с полной корзиной фрейлин, это было весьма затруднительно. То есть весьма затруднительно, если не подбирать шлейф, но подбирать его на глазах мужчин было крайне неприличным, тем более она еще не дала своему жениху клятву верности и не была уверена, что даст. Перпетуя совсем растерялась, и тут из лесу вышел молодой поселянин в деревянных башмаках, но без шляпы и в невышитой сорочке. Волосы юноши были скорее белобрысыми, нежели золотыми, брови и ресницы – светлыми, нос курносым, а глаза голубыми и круглыми. Ничего подозрительного в нем принцесса, к своему глубокому сожа… то есть, простите, облегчению, не обнаружила.