– Мам, – мягко сказал Рудольф, – отец умер.
– Это ему хочется, чтобы люди так думали. Но я-то знаю его лучше. Он не умер, а сбежал.
– Мам… – взмолился Рудольф.
– И сейчас, в эту самую минуту, смеется над всеми. Ведь тело так и не нашли, правда?
– Думай как хочешь, – вздохнул Рудольф. – Мне надо собрать сумку. Я останусь ночевать в Нью-Йорке. – Он прошел к себе в комнату и бросил в сумку бритву, кисточку, пижаму и чистую рубашку. – Тебе что-нибудь надо? – крикнул он матери. – Как у тебя с ужином?
– Открою консервы, – ответила Мэри и, кивнув в сторону улицы, спросила: – Ты поедешь с этим парнем?
– Да, с Брэдом.
– Это тот, что из Оклахомы? С Запада?
– Да.
– Мне не нравится, как он водит. Лихач. Не доверяю я этим жителям Запада. Почему ты не поедешь на поезде?
– Какой же смысл тратить деньги на поезд?
– К чему тебе будут деньги, если ты погибнешь в машине?
– Мам…
– К тому же теперь у тебя полно будет денег. У такого-то, как ты, мальчика. При таком-то дипломе. – Она разгладила бумагу с латинским текстом. – Ты хоть иногда думаешь, что я буду делать, если с тобой что-нибудь случится?
– Ничего со мной не случится. – Рудольф защелкнул сумку. Он торопился.
Она увидела, что он весь – нетерпение. Спешит оставить ее у окна.
– Меня выбросят на помойку как собаку, – сказала она.
– Мам, у нас ведь сегодня праздник. Надо радоваться.
– Я закажу рамку для твоего диплома. Что ж, развлекайся. Ты это заслужил. Только не слишком задерживайся. Где ты остановишься? Дай мне телефон на всякий случай.
– Ничего не случится.
– И все-таки.
– Я буду у Гретхен, – сказал он.
– Блудница! – Они никогда не говорили о Гретхен, но Мэри знала, что Рудольф с ней видится.
– О Господи, – вздохнул Рудольф.
Мэри, конечно, перегнула палку и сама это знала, но не хотела сдавать позиций.
Он нагнулся и поцеловал ее на прощание, а также в знак извинения за вырвавшееся восклицание. Она прижала его к себе. Она опрыскала себя туалетной водой, которую он купил ей ко дню рождения. Мэри не хотела, чтобы от нее пахло как от старухи.
– Ты ничего не сказал о своих планах, – заметила она. – Теперь ведь у тебя начинается настоящая жизнь. Я думала, ты найдешь минутку, посидишь со мной, расскажешь… Хочешь, я приготовлю чай…
– Завтра, мам. Завтра я обо всем тебе расскажу, не беспокойся. – Он еще раз поцеловал ее и исчез, легко сбежав по лестнице.
Мэри Джордах встала, проковыляла к окну и села в свою качалку – старуха, проводящая все время у окна. Пусть видит.
Машина покатила прочь. Он так и не взглянул наверх.
Они все ее бросают. Все как один. Даже лучший из них.
Машина с ревом вскарабкалась на холм и въехала в знакомые каменные ворота. Даже в этот солнечный июньский день от обрамляющих подъездную аллею тополей падали темные скорбные тени. Окруженный неухоженными цветочными клумбами дом постепенно, но неуклонно ветшал.
– Падение дома Эшеров, – сказал Брэд, разворачивая машину и направляя ее во двор. Рудольф так часто бывал здесь, что у него подобных ассоциаций не возникало. Для него это был просто дом Тедди Бойлена. – Кто здесь живет? Дракула?
– Один хороший знакомый, – ответил Рудольф. Он никогда не рассказывал Брэду о Бойлене. – Друг семьи. Он помог мне получить образование.
– Деньгами? – спросил Брэд, останавливая машину и критически оглядывая каменную громаду дома.
– В известной мере, – сказал Рудольф. – Но и другим.
– А на садовника у него не хватает?
– Его это не интересует. Идем, я познакомлю тебя с ним. Нас ждет шампанское. – И Рудольф вышел из машины.
– Мне застегнуться на все пуговицы? – спросил Брэд.
– Да, – сказал Рудольф.
Он подождал, давая Брэду время застегнуть ворот рубашки и подтянуть галстук. Рудольф впервые заметил, какая у него толстая короткая плебейская шея.
Они пересекли усыпанный гравием двор и подошли к высоким дубовым дверям. Рудольф позвонил. Он был рад, что пришел не один. Ему не хотелось наедине с Тедди Бойленом объявлять о своем решении. Звонок прозвенел в глухой дали, словно вопрос, обращенный к могиле: «Ты еще жив?»
Дверь открыл Перкинс.
– Добрый день, сэр, – поздоровался он.
Из гостиной доносились звуки рояля. Рудольф узнал сонату Шуберта. Тедди Бойлен водил его на концерты в «Карнеги-холл» и часто давал слушать музыку с проигрывателя – его радовало то, с каким удовольствием Рудольф научился ее распознавать и как быстро мог отличить хорошее исполнение от плохого, среднее – от гениального. «Я собирался забросить музыку, а тут ты появился в моей жизни, – сказал ему как-то Бойлен. – Я не люблю слушать ее в одиночестве и ненавижу слушать с людьми, которые только делают вид, что она их интересует».
Перкинс повел молодых людей в гостиную. Даже сейчас он вел их цепочкой. Брэд перестал сутулиться и шагал выпрямившись – так подействовал на него большой сумрачный холл.
– Мистер Джордах и его друг, – объявил Перкинс, распахивая дверь в гостиную.
Бойлен доиграл пассаж и поднялся с табурета. На столе стояла бутылка шампанского в ведерке со льдом, рядом два высоких узких бокала.
– Добро пожаловать. – Он с улыбкой протянул Рудольфу руку. – Рад тебя видеть.