– Курам на смех, – сказал Брэд.
– Зато почет.
– Это приносит по крайней мере еще тридцать зеленых в год, – сказал Брэд. – Без обложения налогом. Думаешь, он сам писал эту речь?
– Наверное.
– В таком случае ему переплачивают. – И Брэд стал напевать «Все современно в Канзас-Сити». – А сегодня вечером будут шлюхи?
Гретхен пригласила обоих к себе на вечеринку по поводу окончания. Джули тоже обещала прийти, если сумеет избавиться от родителей.
– Наверное, – сказал Рудольф. – Обычно одна-две девчонки всегда там болтаются.
– Я читал в газетах о том, как современная молодежь стала интересоваться собаками и как после войны рухнули моральные устои, но меня этим дохлым старым морализированием не проймешь. Когда я в следующий раз переступлю порог колледжа, будет уже современное обучение. Так что перед тобой чистокровный, изголодавшийся по сексу кандидат искусств, и это не брехня. – И он замурлыкал какой-то веселый мотивчик.
Они поехали через город. После войны здесь немало всего понастроили: маленькие фабрички с лужайками и клумбами якобы для отдыха и красоты, магазинчики, переделанные таким образом, чтобы казалось, будто вы идете по деревенской улице восемнадцатого века в одном из английских графств; белое дощатое здание, которое раньше служило городской ратушей, стало летним театром. Жители Нью-Йорка стали покупать фермы в округе и приезжали сюда на уик-энды и праздники. За четыре года, что Рудольф провел тут, городок стал заметно богаче: на поле для гольфа появилось девять новых ямок, а в кооперативе, именуемом «Поместья в Зеленом лесу», надо было приобретать по крайней мере два акра земли, если вы хотели построить там дом. В городе существовала даже небольшая колония художников, и когда президент университета пытался сманить кого-нибудь из другого учебного заведения, он неизменно подчеркивал, что университет Уитби находится в городе на подъеме, где все время наравне с размерами расширяются масштабы жизни и присутствует культурная атмосфера.
Небольшой универмаг Колдервуда находился на самом бойком углу главной торговой улицы Уитби. Он стоял здесь еще с девяностых годов прошлого века. Сначала это была просто лавка, удовлетворяющая немудреные запросы жителей сонного городка, студентов и зажиточных фермеров из округи. Городок рос и менялся, вместе с ним расширялся и менял свой облик магазин. Сейчас на витринах двухэтажного универсама красовалось немало разнообразных товаров. Рудольф вначале работал тут кладовщиком в те месяцы, когда торговля шла особенно оживленно, но он так добросовестно относился к своим обязанностям и внес столько разумных, дельных предложений, что Дункан Колдервуд, потомок первого владельца магазина, повысил его в должности. Однако магазин по-прежнему оставался сравнительно небольшим, и один человек мог управляться здесь за нескольких. Теперь Рудольф выполнял работу продавца, декоратора витрин, автора реклам, консультанта по закупке новых товаров, по найму и увольнению персонала. Летом, когда он работал полный день, Колдервуд платил ему пятьдесят долларов в неделю.
Дункан Колдервуд, худощавый немногословный мужчина лет пятидесяти, женился поздно, но успел обзавестись тремя дочерьми. Кроме магазина, ему принадлежало много земли в самом городе и за его пределами. Сколько именно – это уж его дело. Он не любил болтать языком и знал цену деньгам. Накануне он велел Рудольфу заехать после церемонии – возможно, он предложит ему кое-что интересное.
Брэд остановил машину перед входом в магазин.
– Я на минутку, – сказал Рудольф, выходя.
– Не спеши, – сказал Брэд. – У меня вся жизнь впереди. – Он расстегнул воротник и ослабил узел галстука – наконец-то он был волен делать, что хочет. Крыша машины была убрана, он развалился на сиденье и закрыл глаза, наслаждаясь солнцем.
Входя в магазин, Рудольф окинул одобрительным взглядом одну из витрин, которую он оформил три вечера назад. Тут были выставлены столярные инструменты, и Рудольф так распределил их, что получился сверкающий абстрактный рисунок. Время от времени Рудольф ездил в Нью-Йорк и изучал витрины больших магазинов на Пятой авеню, черпая идеи для магазина Колдервуда.
Главный торговый зал уютно гудел женскими голосами, слегка пахло одеждой, кожей, духами – все это всегда нравилось Рудольфу. Он шел через магазин в кабинет Колдервуда, продавцы улыбались ему, дружелюбно махали рукой. Кто-то даже сказал «поздравляю», и он помахал в ответ. Все его любили, особенно пожилые. Они не знали, что именно с ним советуются, кого увольнять или принимать на работу.
Дверь в кабинет Колдервуда, как всегда, была открыта. Колдервуд любил быть в курсе того, что происходит в магазине. Он сидел за столом и писал какое-то письмо. У него была секретарша – ее комната находилась рядом с его кабинетом, – но некоторые дела он не доверял даже ей. Каждый день он писал от руки четыре-пять писем, сам наклеивал марки и сам бросал письма в почтовый ящик. Дверь в комнату секретарши всегда была закрыта.
Рудольф стоял на пороге и ждал. Несмотря на открытую дверь, Колдервуд не любил, когда его отвлекали от дел.