Бог всегда путешествует инкогнито

Мы въехали на улицу Мадлен, потом повернули на улицу Руайяль. Ни одного полицейского, некому даже подать сигнал в окно. Окно… Ну да, оконное стекло! Я же могу выпрыгнуть в окно… В окне Влади стекло было опущено, и оттуда веяло ветерком. Вряд ли он успеет мне помешать, если я быстро открою свое. Я ждал, положив палец на кнопку. Мы выезжали на площадь Согласия. Влади повернул голову к фонтану Четырех рек, где баловались подростки, с визгом окатывая друг друга водой. Понимая, что разыгрываю последнюю карту, я нажал на кнопку, и стекло поползло вниз. Влади не реагировал. Я затаил дыхание. Возле Обелиска, перед поворотом на Елисейские Поля, автомобиль остановился.

Я попытался нырнуть в окно.

Меня крепко схватили за лодыжку и потащили назад. Я кричал, цеплялся за дверцу, пытаясь зафиксировать торс снаружи, и отчаянными жестами старался привлечь внимание людей в стоявших рядом машинах. Но все пассажиры, как идиоты, уставились на освещенные Елисейские Поля и смотрели в другую сторону. Я лягался, кричал, молотил по кузову. Напрасно.

Влади удалось-таки втащить меня внутрь, при этом он чуть не оторвал мне ухо.

— Успокойтесь, да успокойтесь же, — говорил он.

Нет ничего хуже, чем такие увещевания, особенно из уст человека, у которого пульс не чаще двадцати пяти ударов, а ваш собственный зашкаливает за двести.

Я продолжал отбиваться, даже пару раз ударил Влади. Но потом, когда он силой втащил меня обратно, сдался и перестал сопротивляться. Дальше все замелькало очень быстро: Сена, Национальная ассамблея, бульвар Сен-Жермен, Люксембургский сад… А еще десять минут спустя огромный черный «мерседес», как хищная птица, понесся в ночи по южной автостраде.

26

Меня разбудили какие-то толчки. Я открыл глаза и рывком сел, не понимая, где нахожусь. «Мерседес» медленно полз по каменистой, очень ухабистой дороге. Влади даже не притормаживал перед кочками и выбоинами, и камни поблескивали в свете пляшущих фар.

Я изо всех сил пытался не заснуть, но долгий путь по ухабистой дороге меня доконал.

Во рту было сухо.

— Где мы? — с трудом выговорил я.

— Скоро приедем.

Автомобиль поднялся по сухому склону. Впереди не было видно никакого жилья. Только силуэты худосочных, скрюченных деревьев выделялись на фоне булыжника и пучков сухой травы. У меня возникло ощущение, что меня везут на каторгу.

Машина остановилась на площадке возле подножия холма. Дальше путь был усыпан камнями, свалившимися со щербатого дувала. Влади заглушил мотор, и все погрузилось в тишину. Какое-то время он сидел неподвижно, словно изучая местность вокруг, потом вышел. В открытую дверцу ворвался горячий воздух. У меня забилось сердце. Интересно, что нам надо в таком месте?

Он сделал несколько резких движений, разминая спину. Огромный, в темном костюме, он походил на какое-то ночное чудовище. Моя дверца открылась, и я вздрогнул.

— Выходите, пожалуйста.

Я вылез. Все тело болело. Его «пожалуйста» меня немного успокоило, но, когда я увидел, куда мы приехали, тревога возросла вдвое. Перед нами возвышались величественные и мрачные руины заброшенного замка. Полуразрушенные стены, освещенные снизу нашими фарами, тускло выделялись на черном небе. Зубчатая средневековая башня чудом держалась, не падая, на хрупком фундаменте с дырами от вылетевших камней. Мертвую тишину нарушали только мрачные крики ночных птиц.

— Пойдемте, — сказал Влади.

И мы пошли, лавируя среди разбросанных повсюду камней и кочек с сухой травой. Колючий кустарник цеплялся за одежду, не давая идти.

Настал мой последний час. Ясное дело, он собирается меня ликвидировать. Место безлюдное, никто ничего не увидит и не услышит. Не знаю, что меня пугало больше: мысль о скорой смерти или это жуткое место, достойное фильма ужасов.

Мы прошли несколько метров, и Влади обернулся:

— Поднимите руки.

— Что?

— Я вам говорю, поднимите руки, пожалуйста.

Этот гад хочет меня убить, как собаку, и еще при этом имеет наглость изысканно выражаться! В висках у меня застучало.

Я поднял руки.

Он подошел ко мне и обыскал, ощупав с головы до ног. Потом заставил вывернуть карманы и все из них вытащить. Он забрал бумажник со всеми документами, кошелек, чековую книжку, билетики метро, сунул все это в большой черный пакет и аккуратно застегнул пакет на молнию. Теперь уже никто не сможет опознать мой труп, а поскольку у меня нет семьи, то никто не заявит о моей пропаже. Видно, мне придется кончить свои дни в общей могиле.

Он огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что поблизости никого нет, и сунул руку в карман.

Я тоже бросил последний взгляд, чтобы унести с собой в небытие образ этого мира, но пейзаж был такой мрачный, что я предпочел закрыть глаза. Я изо всех сил старался забыть, что сейчас умру, и сосредоточил все внимание на том, что происходит внутри меня. Я вслушивался в свое дыхание, в биение сердца, ощущал мускулы, представлял себя со стороны, пытался охватить внутренним взором свое сознание… Снова пережить свою жизнь…

— Возьмите это…

Я приоткрыл веки. Он мне что-то протягивал. Во всяком случае, мне вроде бы не предлагали расстаться с жизнью…

— Держите же!