Бог всегда путешествует инкогнито

Девять пятьдесят восемь. Больше медлить нельзя. Пройдя вдоль решетки сада, я остановился, сделав вид, что завязываю шнурок, и посмотрел назад. Десять ровно. Никого. Я принялся отсчитывать секунды, и тут раздался щелчок электронного замка. Сердце мое забилось сильнее, я ускорил шаг, оглядываясь и проверяя, нет ли еще кого на улице. Прошло меньше двух секунд — и я оказался перед черной дверью. Я достал из кармана маленький металлический прямоугольник, который раздобыл накануне в хозяйственном магазине, и прислушался. Никого. Я толкнул дверь, и она открылась. Нагнувшись, я сунул прямоугольник под дверной наличник. Пришлось повозиться, прежде чем он ровно встал на край. После этого я отпустил дверь и со сжавшимся сердцем наблюдал, как она закрывается. Дверь стукнула по прямоугольнику, и этот звук отдаленно напомнил мне клацанье замка. Я еще раз толкнул дверь, и, к моему огромному облегчению, она открылась. Прямоугольника хватило, чтобы не дать ей закрыться до конца. Я оставил в покое дверь, отошел на несколько шагов, удостоверился, что улица пуста, и снова перешел на другую сторону. Не успел я сесть на свою скамейку, как с крыльца послышались голоса: из дома выходили слуги. Они вышли на улицу и, кажется, ничего не заметили. Отлично. Распрощавшись, как обычно, они разошлись в разные стороны, и один из них направился к автобусной остановке. Десять ноль шесть. Пока все идет безупречно. Автобус будет через четыре минуты.

И тут на противоположной стороне улицы появилась дама с собачкой на поводке. Издалека было заметно, как огонек ее сигареты чертит дуги в темноте. За ней следом бежал пекинес, пыхтя и то и дело останавливаясь, что-то вынюхивая и подметая землю длинной шерсткой. Женщина затянулась сигаретой, отчего огонек стал ярче, и терпеливо ждала, пока песик закончит наслаждаться очередным запахом.

Десять ноль девять. С секунды на секунду должен был прийти автобус, но дама с собачкой мешала мне войти в калитку. Ничего не поделаешь… И надо же было, чтобы единственная оставшаяся в квартале обитательница вышла на прогулку именно в том месте, где я нуждался в одиночестве…

Она находилась как раз напротив решетки сада. Время от времени она нетерпеливо поглядывала на застрявшего возле очередной собачьей метки песика и дергала за поводок. Издали казалось, что она тащит за собой швабру. Пекинес не собирался слушаться хозяйку, упирался всеми лапами, выгибался дугой и не желал сходить с места. Хозяйка сдавалась и снова затягивалась сигаретой.

Десять одиннадцать. Автобус опаздывал. Слуга все еще ждал на остановке. Я тоже выжидал. Даже если автобус придет, еще добрых минут пять уйдет на то, чтобы дама с собачкой освободила дорогу. У меня совсем не оставалось времени. Видимо, миссию придется перенести…

Я уже начал думать о том, что завтра баранья ножка будет вонять еще больше, но тут послышался шум мотора. В тот момент, когда автобус подошел к остановке, чудеса продолжились. Дама взяла песика на руки и побежала к автобусу. Голова пекинеса болталась, как у тех пластиковых собачек, что модно было наклеивать в шестидесятые годы на заднее стекло автомобилей. Дама успела вскочить, двери закрылись, и автобус уехал.

Я был поражен… У меня вдруг появился выбор, но действовать надо было немедленно. Было десять тринадцать. Дюбре выпустит своего громилу через семнадцать минут. Время еще есть. Вперед.

Я рывком поднялся и перешел улицу. Напрягши все чувства, я замер перед дверью и легонько нажал. Дверь поддалась, как и раньше, и я скользнул внутрь. Сталин тут же вскочил и с лаем бросился в мою сторону. Я отпрыгнул в зону недосягаемости собачьих клыков и сунул руку в пластиковый мешок. Пальцы скользили по холодному куску мяса, и мне никак не удавалось его зацепить. Наконец я нащупал кость, ухватился за нее и вытащил баранью ногу из мешка, размахивая ею, как дубиной. Согнувшись, я застыл в позе покорности, протянув вперед руку с куском мяса. Сталин сразу перестал лаять, и зубы его вцепились в угощение. Я начал тихо говорить ему какие-то ласковые, успокаивающие слова. Бьюсь об заклад, что он принял бы этот подарок, даже если бы и видел меня впервые. Собаки тоже склонны к коррупции. Я быстро свернул пакет, сунул его в карман и вытер руки о штаны.

Трудно пройти вдоль дома без риска, что меня кто-нибудь увидит на фоне освещенных окон. Пришлось быстрым шагом пробираться в обход, за кустами.

Когда я, запыхавшись, обошел дом с другой стороны, меня ждал неприятный сюрприз: все окна второго этажа были закрыты, несмотря на жару и на то, что в комнатах наверняка стояла духота. Только в нижнем этаже, на уровне сада, виднелось несколько открытых окон, скорее всего, в гостиной.

Дело начинало становиться все более рискованным. Десять девятнадцать. Время пока есть, еще больше одиннадцати минут.

Я выбрался из-за кустов и, перебежав лужайку, крадучись подобрался к дому. Сердце отчаянно колотилось. Из дома слышалась музыка… Дюбре слушал фортепиано, Первую сонату Рахманинова, причем на полной громкости. Удача вернулась ко мне.