«Бог» Докинза. От «Эгоистичного гена» к «Богу как иллюзии»

Классическим примером этого является гипотеза Августа Кекуле (1829–1896) о цикличной структуре бензола. Впервые Кекуле опубликовал эту идею во Франции в 1865 году, а затем в Германии в 1866 году. Он не объяснял «логику открытия», которая привела его к этой новаторской идее, хотя в последующих работах им было приведено множество доказательств кольцевой структуры бензола. Но в 1890 году на праздновании двадцатипятилетия этой гипотезы, к тому моменту получившей широкое признание, Кекуле рассказал о том, откуда она взялась. Его репутация к тому времени была безупречна, и, возможно, именно поэтому он уже мог позволить себе признаться изумленной аудитории, каким необычным образом к нему пришла эта идея[546]. Ее источником был сон, в котором змея гналась за собственным хвостом. История происхождения этой гипотезы звучит несколько спекулятивно и даже мистически, но факт остается фактом: наблюдения подтвердили ее истинность, она работала. «Логика открытия» была непрозрачной, а «логика подтверждения» – ясной и убедительной.

Посмотрим, как эти размышления соотносятся с аргументами Докинза в книге «Бог как иллюзия». Докинз склонен рассматривать Бога как некий дополнительный объект во Вселенной, как чайник, вращающийся между Землей и Марсом[547], а это значит, что, во-первых, существование этого дополнительного объекта должно быть доказано; а во-вторых, что религиозная вера в целом менее экономна, нежели атеизм, поскольку включает в себя веру в дополнительную сущность.

Оба этих утверждения небезынтересны. Первое из них подверглось резкой критике со стороны философов и теологов, так как христианство не рассматривает Бога как объект в рамках материальной Вселенной, существование которого можно доказать, словно это ранее неизвестная планета Солнечной системы. Как заметил католический богослов Герберт Маккейб: «Бог – не обитатель Вселенной. Он – Причина, по которой Вселенная вообще существует»[548].

Утверждение Докинза, что Бог должен быть доказуем и наблюдаем, выглядит глубоко проблематичным. Доказуемость в собственном смысле слова ограничивается довольно узкими мирами математики и логики. В естественных науках скорее принято говорить об основаниях, дающих нам повод полагать, что нечто может быть истинным, не забывая при этом о предварительном характере наших умозаключений.

Однако довольно устаревшая форма научного позитивизма, которую исповедует Докинз, требует, чтобы реальность гипотетических сущностей доказывалась – например, при помощи наблюдений. Тут мы видим перекличку с оксфордским «логическим позитивизмом» Альфреда Дж. Айера (1910–1989) и его коллег. Подход Докинза к вопросу о существовании Бога, пожалуй, даже больше похож на философию «здравого смысла» ранних эмпириков, таких как Дэвид Юм (1711–1776), чем на дефляционизм[549] Айера. Сложно не заметить интеллектуальное сходство подходов Докинза и Юма: «Возьмем в руки, например, какую-нибудь книгу по богословию или школьной метафизике и спросим: содержит ли она какое-нибудь абстрактное рассуждение о количестве или числе? Нет. Содержит ли она какое-нибудь основанное на опыте рассуждение о фактах и существовании? Нет. Так бросьте ее в огонь, ибо в ней не может быть ничего, кроме софистики и заблуждений!»[550] Но жизнь отнюдь не столь проста. Реалистическая философия науки, на которой, как я полагаю, основывается Докинз, проводит различие между наблюдаемыми и ненаблюдаемыми сущностями, признавая, что оно укоренено в сенсорных способностях человека, а не в реальности как таковой. Мы не можем непосредственно «наблюдать» субатомные частицы, но это не дает повод считать их «несуществующими». Различие между тем, что можно наблюдать, и тем, что нельзя, отражает ограниченность познавательных способностей человека, доставшихся ему от природы, которые, тем не менее, могут быть усилены технологиями и расширены с помощью теоретических интерпретаций[551]. Лучшие из научных теорий предлагают объяснения как наблюдаемых, так и ненаблюдаемых аспектов мироздания[552]. Выведенная теоретически и в принципе ненаблюдаемая «темная материя» в современной космологии является ярким напоминанием о важности этого момента. Эта гипотетическая сущность объясняет эффекты, вызванные присутствием некоей массы, которая сама не поддается наблюдениям[553].

Наука абсолютно права, когда требует обоснования наших убеждений на основе наилучших из имеющихся знаний и методов.

Однако, как отметил Стэнли Фиш, методы исследований и системы знаний со временем меняются:

«[Доводы в пользу объективной истины] исходят не из непосредственных и неоспоримых доказательств, а из доказательств, которые кажутся мне наиболее убедительными в свете моего собственного взгляда на особенности мироздания и тех утверждений, что я могу принять, по крайней мере, на данный момент. Короче говоря, мир мне видится таким, каким его изображает методология, которой я сейчас доверяю. Вот что значит объективность, опирающаяся на наилучшие аргументы и доказательства, доступные в данный момент»[554].