Мораль этой хорошо известной истории проста: аналогии могут быть опасно обманчивы. Рассуждения по аналогии приводили к ошибкам не только в этом случае, но и во многих других. Квантовая теория – прекрасный пример научной дисциплины, немало пострадавшей из-за неверного использования аналогий[467]. Когда же мы выходим за пределы относительно строгого мира физики в хаос человеческой культуры, аналогии начинают жить собственной жизнью, которая не ограничивается жесткими рамками доказательной аргументации.
Первоначально аргументы в пользу существования носителей наследственной информации, ныне известных как гены, основывались на точности ее передачи, продемонстрированной Менделем, и на очевидном отсутствии альтернативных механизмов, которые могли бы хранить и передавать такую информацию. С культурной эволюцией дела обстоят совершенно иначе. Любая человеческая культура обладает средствами, которые позволяют передавать информацию как внутри существующих обществ, так и последующим поколениям: например, это книги, ритуалы, институты и устные традиции[468]. Понятие «мем» функционально избыточно. Его приверженцы преувеличивают сходство мема с геном и пренебрегают эмпирически доказанными биологическими, химическими и физическими параметрами последнего, которые играют важную роль в молекулярной биологии. Таким образом, концепция мема основана на сомнительном аргументе по аналогии, а не на твердых доказательствах и наблюдениях[469].
Мемам явно нужен эквивалент эксперимента Майкельсона – Морли, который бы показал с помощью эмпирических данных, а не гипотетических рассуждений по аналогии, существуют ли они вообще. Нынешнее состояние исследований пока говорит лишь о том, что мемы – это новый эфир, избыточная гипотеза, которая ждет своего окончательного опровержения[470]. «Мем веры в мемы» потенциально имеет высокую способность к выживанию и распространению, но он не имеет никакого отношения к реальному миру и до неудобства схож с мемом Бога, о котором говорит Докинз.
Избыточность концепции мема
Пожалуй, наиболее существенным аргументом против концепции мема служит тот факт, что изучение истории культурного и интеллектуального развития прекрасно обходится без нее. Экономические и физические модели – в особенности модели передачи информации – оказались значительно более эффективными. Ну и опять же, контраст между мемом и геном болезненно очевиден: ген был необходим, поскольку биологи не видели другого способа объяснить феномен передачи наследственных признаков. Мем же в качестве объяснения избыточен.
Экономические модели, описывающие идеи как «информационные каскады» или потребительские товары длительного пользования, по сравнению с непроверенной концепцией Докинза значительно более убедительны и полезны[471]. Эти модели включают в себя дарвиновские понятия «конкуренции» и «вымирания» без введения инновационных подходов. Например, экономическая «теория моды» (theory of fads) по сравнению с концепцией мема значительно более глубоко объясняет процессы восприятия и передачи идей[472]. Культурная эволюция и интеллектуальное развитие часто лучше объясняются аналогиями из физики (передача информации по случайным сетям), а не из биологии[473]. При оценке своей гипотезы Докинз не рассматривает эти важные альтернативы.
Приверженцам понятие мема определенно не кажется мертворожденным. Его взяли на вооружение коллеги До-кинза: Дэниел Деннет в «Опасной идее Дарвина» (1995) и Сьюзен Блэкмор в «Машине мемов» (1999). Примечательно, что Деннет и Блэкмор понимают мем на удивление по-разному[474], что в общем-то неизбежно в силу отсутствия у идеи мема эмпирического обоснования. Эта концепция остается настолько расплывчатой и неопределенной, что, по-видимому, пока отсутствуют средства для ее подтверждения либо фальсификации.
В любом случае то, что «объясняет» концепция мема, легко объяснить в рамках других моделей. Есть ли хоть какие-нибудь загадки, которые можно решить только с помощью мемов? Докинз избегает здесь каких-либо подробностей, демонстрируя огромный контраст между концепцией мема и своей же концепцией «эгоистичного гена», которую он блестяще обосновал фактами.
«Науке» меметике уже четверть века, однако она так и не смогла выработать продуктивную исследовательскую программу в рамках когнитивных наук, социологии или истории идей. Отталкиваясь от того, что мы знаем сегодня, я могу лишь согласиться с убийственной критикой Мартина Гарднера:
«В силу своей размытости понятие мема оказалось бесполезным, оно вносит больше путаницы, чем ясности. Я предсказываю, что эта концепция вскорости будет забыта, оставшись в истории лишь любопытной, но бессмысленной игрой слов. Для критиков меметики, которых в настоящее время намного больше, чем ее сторонников, она выглядит нагромождением терминологии для объяснения того, что все и так знают и могут изложить в рамках пусть и более скучной, но зато значительно более полезной теории передачи информации»[475].