«Бог» Докинза. От «Эгоистичного гена» к «Богу как иллюзии»

Эта узнаваемая карикатура на понятие «тайна» – всего лишь карикатура. Вот что имеет в виду под словом «тайна» богослов: нечто истинное, обладающее собственной рациональностью, но все же недоступное для полного понимания человеческим разумом. Несколько лет назад я начал изучать японский и продвинулся не слишком-то далеко. Этот язык использует сразу три типа письменности[287], оперирует лексикой, которая имеет мало общего с другими знакомыми мне языками, и обладает синтаксисом, который казался для моего западного образа мышления совершенно нелогичным. Короче говоря, я не мог найти в этом всем смысла. Но моя неспособность понять японский язык означала мою неудачу. Те, кто знает этот язык, уверяют меня, что он рационален и понятен, просто я не смог его постигнуть.

Понятие «тайна» никоим образом не означает «иррациональность», разве что в том смысле, что тайна может быть контринтуитивной. Она может лежать за пределами познавательной способности человеческого разума; но, как подчеркивал Фома Аквинский, это не значит, что тайна противоречит разуму. Человеческий разум слишком ограничен, чтобы охватить всю полноту реальности, поэтому мы должны делать все, что в наших силах, не забывая о пределах наших познавательных способностей. Мы не являемся Богом, и потому нам трудно справиться с тем, что Джон Донн назвал «необъятным грузом божественной славы».

Это не просто вопрос из области теологии. Любая попытка соприкоснуться с необъятностью природы, например, с временной шкалой дарвиновской эволюции, кажущейся нам огромной, сталкивается с теми же проблемами и делает понятие и идею тайны вполне уместными в естествознании. Докинз и сам это осознает, как это видно из его насмешливой реплики по поводу постмодернистских критиков науки:

«Современная физика учит нас, что истина не так проста, как нам кажется на первый взгляд – или как кажется нашему крайне ограниченному разуму, который эволюция приспособила иметь дело с объектами средних размеров, движущимися со средними скоростями, преодолевая средние расстояния на просторах Африки. Перед лицом этих глубоких и возвышенных тайн низкопробные интеллектуальные потуги позеров, изображающих из себя философов, выглядят не стоящими внимания взрослого человека»[288].

Именно это и я хочу сказать.

Квантовая механика – прекрасный пример области науки, где категория тайны вполне уместна. То, с чем мы сталкиваемся в этой области знания, считается истинным и обладает собственной глубокой рациональностью, но подчас кажется невозможным для нашего ума. Лично мне с трудом хватало моих математических способностей для изучения этой дисциплины в Оксфорде в 1972–1973 учебном году. Докинз утверждает то же самое, когда говорит, что его выводы «бывают крайне неожиданными»[289].

И научное, и религиозное сообщество пытаются обуздать амбивалентность нашего опыта, предлагая «наилучшие возможные объяснения» наблюдаемого и сталкиваясь при этом с неизбежными интеллектуальными трудностями. Осмысление опыта может приводить к возникновению очень сложных концепций, которые иногда в значительной степени противоречат интуиции. Многие не склонные к рефлексии естествоиспытатели, враждебные по отношению к религии, высмеивают сложность ее учений. Наука, утверждают они, имеет дело с простыми идеями и избегает таких экстравагантных интеллектуальных авантюр. Однако ученые, более тщательно обдумывавшие этот вопрос, не могут похвастаться такой уверенностью.

Принстонский философ науки Бас ван Фраассен крайне скептически относится к тем, кто утверждает, что в науке все похвально просто, в то время как религия неоправданно сложна. Снова в качестве примера он приводит квантовую теорию: «Вас сбивают с толку учения о Троице, душе, сущности, универсалиях, первичной материи и потенциях? Они бледнеют рядом с невообразимой инаковостью замкнутых пространственно-временных континуумов, горизонтов событий, ЭПР-корреляций[290] и бутстрэп-моделей»[291]. Фраассен абсолютно уверен, что теоретические построения в некоторых разделах современной физики превосходят по своей сложности даже самые запутанные теологические и философские системы Средневековья. Его точка зрения состоит в том, что взаимодействие с миром опыта и явлений порождает очень непростые теоретические концепции, от которых нам никуда не деться, если мы не хотим сбрасывать со счетов наблюдаемые феномены.

Для ортодоксального христианского богослова учение о Троице является неизбежным результатом осмысления опыта общения с Богом. У физика столь же абстрактные и сбивающие с толку понятия возникают, когда он бьется над объяснением мира квантовых явлений. Но и богословы, и физики стремятся к постоянному интеллектуальному взаимодействию с этими явлениями, выводя и развивая теории или доктрины, которые отдают должное изучаемому предмету, сохраняя, а не видоизменяя его.