«Бог» Докинза. От «Эгоистичного гена» к «Богу как иллюзии»

Многие известные ученые XIX века считали, что все, что стоит знать, уже известно. В 1871 году Джеймс Клерк Максвелл (1831–1879) выражал недовольство господствовавшей тогда идеей, что физика открыла все, что можно узнать, и все, что ей осталось, – уточнить кое-какие переменные до следующего десятичного знака[273]. Макс Планк (1858–1947) рассказывает, с какой неуверенностью он выбирал предмет для изучения в Мюнхенском университете в 1875 году. Его интерес к естественным наукам был подорван профессором физики этого университета, который заявил, что открывать в этой области уже практически нечего[274]. Роберт А. Милликен (1868–1953), чьи исследования электрона открыли ученым новые горизонты, вспоминает, что в начале 1890-х годов в американских академических кругах физика рассматривалась как «мертвый предмет»[275]. Такие взгляды были широко распространены, их можно было встретить во многих научных трудах того периода. Ведущий американский астроном Саймон Ньюкомб (1835–1909) в 1888 году счел возможным утверждать, что все более или менее важное к этому моменту уже зарегистрировано и измерено, оставалось только обобщить эту совокупность знаний[276]. Конечно, можно открыть еще пару комет, но «общая картина» устаканилась, осталось поработать разве что над кое-какими деталями.

Однако к 1920 году в физике уже вовсю бушевала революция. Великая эпоха «классической физики» закончилась, и наступила новая эра, в которой доминировали квантовая механика, теория относительности и космология Большого взрыва. Но ведь в последние десятилетия XIX века не было и намека на волну перемен, захлестнувшую естественные науки в XX веке. Казалось, в XIX столетии никто и не подозревал, что за масштабные перевороты опрокинут многие из научных убеждений того времени. Теории казались устоявшимися, прочными и неизменными. Столетие спустя, однако, взяли верх новые теоретические парадигмы.

Историки и философы науки составили длинные списки научных теорий, которые в свое время считались наиболее совершенными в описании реальности, но были отвергнуты последующими поколениями в свете новых открытий и более точных измерений уже известного. Некоторые теории оказались удивительно устойчивыми, многие были радикально изменены, а от иных отказались полностью[277].

Вспомним слова Майкла Полани: кое-что из того, во что приходится верить ученым-естественникам, будет отвергнуто, но никто не знает, что именно окажется ошибочным. Как Докинз может быть настолько уверен в своих нынешних воззрениях, когда на протяжении истории одни научные теории постоянно сменялись другими по мере появления лучших подходов? Какой историк науки не знает, как с течением времени обесценивалось знание, считавшееся когда-то надежным?

Таким образом, научные теории носят временный характер: они предлагают, как нам кажется, наилучшее объяснение имеющихся экспериментальных наблюдений. Радикальная смена теории происходит либо тогда, когда находится лучшее объяснение уже известных фактов, либо когда появляется новая информация, заставляющая взглянуть на знакомые феномены в новом свете. Не зная будущего, невозможно однозначно определить, является ли какая-либо теория «верной». Что можно или, вернее, нужно сказать: актуальная теория – это то, что считается лучшим объяснением, доступным в настоящее время. История выставляет дураками тех, кто считает каждый аспект текущей теоретической ситуации верным на все времена. Мы не знаем, какие из сегодняшних теорий будут отброшены будущими поколениями как любопытные неудачи, а какие сохранены.

Если, таким образом, теории подвержены эрозии, как быть с мировоззрениями, которые на них основаны? Что происходит с мировоззрением, если рушатся его теоретические основы? Оно разваливается как карточный домик – история снова и снова напоминает нам об этом.

Совершенно правильно сказать: эволюционные биологи в настоящее время считают, что дарвинизм является наилучшим теоретическим объяснением происхождения земных форм жизни. Но это не значит, что будущие эволюционные биологи присоединятся к этому суждению. Мы можем верить, что дарвинизм прав, но не знаем, действительно ли это так. Для этого следовало бы сейчас располагать данными, которые появятся лишь в будущем. На основе того, что мы знаем сейчас, мы можем придерживаться этой теории; однако история науки ясно показывает, что новые факты часто влекут радикальный пересмотр, возможно даже отказ от прежних теорий. Станет ли дарвинизм одной из них? Как мы отмечали ранее, Докинз справедливо признает, что будущие поколения могут отказаться от дарвинизма или радикально пересмотреть его. Но что же тогда будет с мировоззрениями, будь то атеистическими или теистическими, если они основаны на дарвинизме? Единственный честный ответ на это: мы не знаем. Дарвинизм, как и любую другую научную теорию, лучше всего рассматривать как временное пристанище, а не конечный пункт назначения.

Пределы научного знания