Естественные науки основаны на эмпирическом подходе – иными словами, в исследовании мира они полагаются на результаты наблюдений и экспериментов. Однако эмпиризм принципиально отказывается рассуждать о каких-либо реальностях за пределами наблюдаемого мира. Бас ван Фраассен, ведущий философ науки, ясно дает это понять:
«Быть эмпириком – значит воздерживаться от веры в то, что выходит за пределы наблюдаемых фактов и не признавать никакой объективной модальности[278] в природе. Эмпирический подход означает, что наука должна искать истину лишь в мире опыта, в том, что реально и наблюдаемо… этот подход предполагает решительный отказ от объяснения закономерностей в наблюдаемой природе посредством утверждений о ненаблюдаемой реальности»[279].
Эта сосредоточенность на «том, что реально и наблюдаемо», составляет суть естественных наук, но также и ставит им пределы.
В наши дни неуклюжее слово «сциентизм», часто превратно истолковываемое как «научный империализм»[280], обозначает веру в то, что наука способна решить все наши проблемы, объяснить человеческую природу или рассказать нам о моральном благе[281]. Согласно сциентизму, все, что известно или может быть известно, поддается проверке или получает подтверждение с помощью научного метода. Все, что нельзя проверить или подтвердить подобным образом, должно рассматриваться в лучшем случае как простое частное мнение или убеждение, а в худшем – как заблуждение или фантазия. Тем не менее очень немногие ученые из области естественных наук исповедуют научный империализм. Похоже, что его разделяет лишь горстка философов, с одной стороны, и гораздо более многочисленная группа приверженцев популярного ныне «научного атеизма» – с другой.
Есть две неэмпирические области, которые явно не входят в компетенцию естественных наук: ценность и смысл. Они не могут быть открыты или измерены, как какие-либо физические константы. Как справедливо отмечает философ Хилари Патнэм, несмотря на существовании такой вещи, как «этическая нормативность», важно не прибегать в нашем этическом мышлении к «методам, которые работают в физике»[282]. С XVIII века известно, что существуют огромные интеллектуальные препятствия на пути любого, кто захочет выстраивать моральные ценности на научной основе, и, в частности, выводить их из наблюдаемых фактов.
Религия занимается вопросами, выходящими за рамки научного метода. К ним относятся вопросы о существовании Бога, смысле жизни и природе ценностей. Эти темы могут служить предметом аргументированной дискуссии, но не поддаются научному анализу. Сэр Питер Медавар[283] (1915–1997), лауреат Нобелевской премии по медицине за труды в области иммунологии, провел, как мне кажется, важное и вполне оправданное различие между трансцендентными вопросами, которые, по его мнению, лучше всего оставить религии и метафизике, и вопросами об устройстве и структуре материальной вселенной, над которыми трудятся ученые. Медавар подчеркивал, что у науки, «весьма вероятно», существуют пределы, учитывая «существование вопросов, на которые наука не в состоянии ответить, и никакой научный прогресс ей в этом не поможет»[284].
Какие же вопросы имел в виду Медавар? Это вопросы о смысле жизни и нашем предназначении. Мы вправе искать на них ответы, но наука, если применять ее по назначению, не поможет нам в этом. Ответы следует искать в другом месте. Карл Поппер отмечал важность таких «предельных вопросов» как с точки зрения их собственной значимости, так и с точки зрения их трансцендентности научному методу.
Важно понимать, что наука не делает утверждений о предельных вопросах – о загадках бытия или о задачах человека в этом мире. Это, как правило, всем понятно. Но некоторые великие ученые и многие их менее одаренные коллеги запутались в этой ситуации. Тот факт, что наука не может делать никаких заявлений об этических принципах, был неверно истолкован как указание на то, что таких принципов не существует вовсе[285].
Тайна, безумие и бессмыслица
Докинз – блестящий представитель нелепого просвещенческого подхода, девиз которого можно сформулировать как «одна и та же рациональность уместна везде». Пожалуй, это наиболее очевидно из трактовки Докинзом понятия «тайна» – категории, которую он с несколько преждевременным оптимизмом сводит к «обычному сумасшествию или сюрреалистическому вздору»[286]. По его мнению, если мы не можем понять что-либо прямо сейчас, по мере развития науки рано или поздно поймем. При наличии достаточного времени возможно все. Религиозные люди, которые говорят о тайне, – это просто иррациональные мистики, которые слишком ленивы или напуганы, чтобы правильно использовать свой разум.