Таким образом, можно вполне аргументированно утверждать, что в общем и целом народонаселение планеты после гриппа оздоровилось. Если же взглянуть попристальнее и разобраться в деталях, то мы увидим весьма пеструю картину, где некоторым группам выпала самая незавидная доля на фоне этого «массового оздоровления» и явно пришлось хуже, чем если бы пандемии не было вовсе. Прежде всего, помянем тех, кому не посчастливилось оказаться в утробе матери по осени 1918 года. Беременные женщины, как уже говорилось, были крайне восприимчивы к испанском гриппу и очень тяжело его переносили, причем эта тенденция имела общемировой характер. Клинико-статистическое исследование 1919 года выявило, что пневмония на фоне гриппа у беременных развивалась в полтора раза чаще, чем у остальных заболевших женщин, а летальность гриппа, осложненного пневмонией, среди беременных была на 50 % выше, чем среди прочих женщин[352]. Причина такой диспропорции не вполне ясна, однако можно предположить, что весь фокус заключается никак не в избирательном патогенном воздействии вируса на организм беременных, а скорее в обостренной иммунной реакции беременных на инфекцию, вызывающей цитокиновый шторм и, как следствие, прилив крови с иммуноцитами к легким. Из-за стрессовых физиологических нагрузок, обусловленных вынашиванием плода, сопротивляемость инфекции у беременных понижена, а в случае цитокинового шторма перераспределение кровотока в пользу легких (хотя какая уж тут польза) приводит к острой плацентарной недостаточности и выкидышам – отсюда и такая статистика. Демографическая яма, образовавшаяся в результате массы не родившихся из-за испанского гриппа детей, более или менее изгладилась лишь недавно, по завершении виртуального жизненного цикла этого призрачного поколения. Но были же на фоне пандемии и благополучно разрешившиеся родами беременности, и в этой связи встает вопрос: а не наложил ли тот грипп какие-то характерные отпечатки на тех, кто застал его в утробе матери? Выясняется, что не покорившиеся «пращам и стрелам яростной “испанки”» американские мальчики 1919 года рождения, по результатам антропометрии на призывных участках в 1941 году были в среднем чуть ниже ростом, чем новобранцы постарше и помладше. При кажущейся мизерности отставания в росте (считаные миллиметры) он свидетельствовал о том, что «дети “испанки”» в целом пострадали от неблагоприятных условий внутриутробного развития, негативно сказавшихся на всех их жизненно важных органах, включая центральную нервную систему и головной мозг. И на протяжении всей жизни они хуже учились, меньше зарабатывали, чаще попадали в тюрьму, становились инвалидами и страдали хроническими сердечно-сосудистыми заболеваниями к шестидесяти годам[353].
Призывную медкомиссию в 1941 году проходили только мужчины, но те же самые факторы, естественно, негативно сказались на всех без исключения, кому не посчастливилось быть зачатым в первой половине 1918 года, вне зависимости от их пола или цвета кожи: это было в целом по всем параметрам обделенное поколение. Английская писательница Вера Бриттен, в годы Первой мировой работавшая медсестрой в Этапле, называла «потерянным» поколение благородных и образованных британцев, погибших на Первой мировой войне и не оставивших после себя следов[354]. Но те, кого шквал испанского гриппа застал в материнском чреве и кого часто приводят в качестве примера при обосновании важности инвестиций в охрану здоровья беременных, – вот кто был по-настоящему потерянным поколением в истории XX века.
Но и у всех других, кто его перенес, здоровье оказалось в той или иной мере подорванным. Имеются веские основания полагать, к примеру, что и сам по себе испанский грипп переходил в затяжную хроническую болезнь и продолжал негативно сказываться на здоровье месяцами и даже годами после исчезновения первичных симптомов. Венгерский композитор Бела Барток заработал тяжелый инфекционный отит и не на шутку испугался, что разделит судьбу своего кумира Бетховена и оглохнет. От боли Барток принимал опиаты, однако то ли вопреки, то ли благодаря такому симптоматическому лечению его и после того, как ушное воспаление прошло, еще долго преследовали слуховые галлюцинации. Американская летчица-рекордистка Амелия Эрхарт получила на память от гриппа хронический синусит, который, как говорят, до конца жизни продолжал плохо сказываться на ее вестибулярном аппарате и, как следствие, летной годности. Это не помешало ей в 1928 году стать первой в истории женщиной, совершившей перелет через Атлантику, но вполне могло девятью годами позже стать одним из факторов, повлекших за собой ее исчезновение без вести на просторах Океании в ходе незавершенного кругосветного полета вдоль экватора.