Битвы орлов

В Мемель приехал император Александр, направлявшийся к армии. Он был так же красив, как в тот день, когда она увидела его впервые, — стройный, статный, высокий, просто молодой Геркулес. Луиза воспрянула духом, но русские тоже были разбиты — под Фридландом. Когда она получила роковое известие, Гуфеланд отворил ей кровь, опасаясь нового приступа нервной горячки. На следующий же день она выехала в Тильзит, как просил ее Фридрих, и там улыбалась Наполеону — отвратительному чудовищу, порождению Вельзевула. Она делала это ради Фридриха и детей, ради Пруссии, которую они были обязаны сохранить для них. Император французов преподнес ей розу (банальный комплимент), но отказался отдать Магдебург: "Крепости — не побрякушки!"

Фридрих не должен сдаваться. Луиза сделает всё, что в ее силах, лишь бы вернуть утраченное. Она всего лишь женщина; ни муж, ни барон фон Штейн не нуждаются в ее советах; пусть так — она будет делать то, что умеет: очаровывать и улыбаться. За нынешними недобрыми временами непременно придут лучшие, если хорошие люди объединятся. Ненависть способна сплотить лишь ненадолго, она выжигает изнутри; по-настоящему объединить может только любовь, дающая силы. Королева любит свой народ, народ любит свою королеву; в феврале у купели крошки Луизы в кёнигсбергском соборе собрались представители всех сословий — жизнь продолжается, Пруссия возродится! И королевская семья наконец-то возвратится в Берлин, покинув навсегда постылый Мемель с его холодными ветрами и простудами.

Барон фон Штейн был против поездки в Петербург: в казне на счету каждый пфенниг, но Луиза не могла отказать себе в этом подарке на Рождество. Она и так пожертвовала многим, продав всё, что было можно, даже свои украшения. Со вчерашнего дня, когда они прибыли в Стрельну, в ее душе поселилось почти забытое ощущение праздника. Они ведь с Фридрихом и обвенчались на Рождество, пятнадцать лет назад…

***

В свете только и было разговоров, что о приезде прусской королевской четы и о помолвке Екатерины Павловны. Фасад дома Волконских на Мойке, иллюминованного по случаю праздника, украшал, согласно желанию государя, вензель короля и королевы, красовавшийся также на других казенных и частных домах; один лишь Коленкур выставил на своем дворце литеру Е в честь великой княжны, руки которой не сумел добиться для своего императора. Кстати, он же и обронил на балу у княгини Долгоруковой, что королева Луиза приехала в Петербург, чтобы спать с императором Александром. Это словечко подхватили и передавали друг другу, возмущаясь и негодуя: так клеветать! Досада французского посланника всем понятна, но должны же быть какие-то пределы! Fi donc!

Княгиня Александра Николаевна Волконская пресекала подобные разговоры одним своим видом. Как только она появлялась поблизости — грузно-величественная, напудренная и нарумяненная, с портретом императрицы на левом плече, — гости переставали строить догадки о том, зачем было приглашать в Петербург бывших союзников, рискуя уязвить союзника нынешнего, да еще и засыпать их дорогими подарками. Но стоило ей удалиться, как все вновь принимались обсуждать персидские шали, которые королева Луиза нашла в отведенных ей покоях Михайловского замка, туалетный прибор из чистого золота, придворные платья и бриллиантовые украшения — если бы не щедрость государя, ей было бы не в чем показаться на балах и маскарадах. При этом государь как будто избегает своих гостей, по крайней мере, не проводит в их обществе столько времени, как можно было ожидать. Говоря начистоту, красота прусской королевы скоро увянет, у нее нездоровый вид, должно быть, грудь слаба, хотя по-прежнему полна. А вот Марье Антоновне Нарышкиной даже нет нужды увешивать себя драгоценностями, точно она ковчег со святыми дарами, — богиня, истинное слово, небожительница! Немке до нее далеко. Да и Екатерина Павловна весьма недурна, чего нельзя сказать о ее женихе. Вот уж, право, странный выбор, как будто получше нельзя было сыскать: худой, большеротый, весь в прыщах, волосики жиденькие, говорит невнятно — похоже, небольшого ума. К тому же они двоюродные по матери. Полноте, когда к вам посватается корсиканец, пойдете за кого угодно! А Георг Ольденбургский всё-таки принц, хотя и безземельный (благодаря корсиканцу), — хорошего рождения и воспитания, образован, добр и честный человек. И молод — двадцать четыре года. Еще успеет набраться ума. В Эстляндии губернаторствовал — государь остался доволен, и русскому языку выучился. Его старший брат-герцог может ему только позавидовать: в приданое за невестой дают два миллиона шестьсот тысяч и полностью обставленный дом в Петербурге; Георгию Петровичу назначено годовое содержание в сто тысяч, да еще место хорошее получит и продвижение по службе…