Битвы орлов

Едва рассвело, Ланн бросил в бой все свои силы; ряды австрийцев смешались, еще напор — и вот уже веер порван в клочья. Однако бегущие остановились, развернулись, построились. Белые шеренги двинулись вперед, одновременно выбрасывая ноги под барабанный ритм; впереди со знаменем выступал сам эрцгерцог Карл; его некрасивое лицо с презрительно оттопыренной нижней губой было одушевлено отвагой, он излучал ту силу, которая влечет за собой, подавляя страх. Вперед! Австрийцы ускоряют шаг; Карл втыкает знамя там, где только что были французы. Но вместо опрокинутой дивизии на них идет отряд Удино, на примкнутых штыках играет солнце. Жестокая схватка, смятение, бегство — и новая белая волна. Все адъютанты эрцгерцога убиты или ранены, но он отказывается перейти в тыл, пока не одержана победа. Пехоту сминает конница Бесьера; копыта втаптывают в грязь когда-то белые мундиры… Vive l’empereur!

…Из щеки адъютанта сочится кровь, его шляпу сбило пулей. Приказ императора маршалу Ланну: прекратить преследование неприятеля и не тратить попусту порох и ядра, пока сорок тысяч солдат Даву не переправятся через Дунай. Еще только семь часов утра, день начался неплохо.

Сильный ветер подгоняет и без того быстрое течение, взбивая высокие волны. Река уносит вывернутые с корнями деревья, стога сена, неосторожно оставленные на берегу, плоты и лодки; канаты рвутся, слишком легкие якоря не могут удержать понтонов, выбитых из середины моста. Уже семь утра! На правом берегу скопились семьдесят тысяч человек, но мост исправить невозможно…

Четыре солдата несли на плаще Сент-Илера. Он был без сознания, его левую ступню оторвало ядром. Ланн прошел вперед, чтобы занять его место. Остатки корпуса перестраивались под градом ядер и пуль.

— Ну, ну, ребята! — подбадривал Ланн своих солдат. — Неприятель не лучше, а мы не хуже, чем при Маренго! Тогда мы тоже отступали поутру, а к вечеру победа была наша!

Повсюду лежали раненые, остров Лобау превратился в большой полевой госпиталь — вернее, в анатомический театр. Вот только терзаемые тела принадлежали еще живым людям, а не покойникам. Лежён торопил коня, чтобы не слышать звериных воплей и звука пилы, вгрызающейся в кость. Перси и Ларрей калечат людей, чтобы спасти им жизнь, они жестоки из сострадания. Однако какою стальною волей надо обладать, чтобы выдержать здесь целый день! Если бы слава, манящая видом победных шествий, заставляла гоняющихся за ней проходить мимо окровавленных столов и корзин с отрубленными членами, она внушила бы отвращение к себе…

Добравшись до берега, полковник выругался. От моста, возведенного позавчера, остались одни обломки, кое-как связанные между собой, чтобы не унесло течением. Пять-шесть лодок еще держались вместе, еще дюжину отделял от них огромный прогал. Вода поднялась на восемь футов; если якорь держался крепко, канаты становились слишком коротки, и лодки уходили под воду. Понтонеры и гардемарины пытались достать их, сидя в плетеных корзинах; волны, перекатываясь через мост, накрывали их с головой, корзины закручивало, они запутывались в снастях… Лежёну сказали, что несколько человек уже утонули.

На весельных судах переправляться бессмысленно: лодки снесет к неприятелю. Перекидные мосты — утопия: течение слишком сильное. Доступен лишь путь назад: можно хотя бы переправить в лодках раненых, не заставляя их истекать кровью под кустами, пока у измученных хирургов дойдут до них руки.

"Аааа! Аааа!" Солдат орал с вытаращенными глазами, указывая рукой вверх по течению. Глянув туда, Лежён сам чуть не закричал. По самой середине реки плыла горящая водяная мельница, приближаясь со скоростью атакующего эскадрона. Должно быть, это австрийцы специально спустили ее на воду и подожгли.

Понтонеры выбирались из корзин; моряки прыгали в ялики. Им никто ничего не приказывал, но они сами поняли, что нужно делать: зацепить этот брандер канатами, цепями, поставить на якоря, чтобы он не поджег понтоны. Вот дьявол, слишком поздно, они не успеют! Течение слишком быстрое… Зацепили! Тащат сюда, чтобы пылающая махина прошла там, где снесен пролет… А вдруг она начинена порохом и взорвется?!

Гудение огня перекрыло грохот волн, разбивавшихся о понтоны. Повеяло жаром; Лежён отпрянул. Брандер прошел так близко, что теплый воздух коснулся щек. Несколько лодок загорелись; солдаты бросились их тушить. Снова раздался крик удивления, но уже без страха: по реке плыло стадо оленей.