Битвы орлов

Понятовский и Сокольницкий склонились над картой, испещренной стрелками, кружками, пометками. Замостье у нас в руках, Сандомир тоже наш; мы зашли австрийцам в тыл, перерезав пути сообщения с Краковом и Веной. Теперь князю следует идти на север, к Радому, указывает генерал. Здесь сплошные бескрайние леса, в которых живут охотники, армию можно будет пополнить двумя-тремя тысячами умелых стрелков! Пока готовился штурм Замостья, один крестьянин, старик лет семидесяти, уложил из своего ружья восемнадцать австрийцев, а потом вернулся в свою деревню! Это самый верный путь. Если эрцгерцог вздумает гоняться за польской армией по лесам, повстанцы укроются в Свентокшиских горах и станут совершать вылазки оттуда, держа под контролем дороги; в конце концов Фердинанду придется уйти из Варшавы. А если польская армия не удержится между Пилицей и Вислой, она всегда сможет отступить в Сандомир.

Князь Юзеф задумчиво пощипывает свой черный ус холеной рукой. Звучит заманчиво, но… В его распоряжении не больше девяти тысяч войска, ведь в Сандомире и Замостье надо оставить гарнизоны. Варшава, Варшава! Его сердце стремится туда, однако разум подсказывает не спешить. Теперь, когда путь в Галицию открыт, ничто не мешает пойти на юг, к Карпатам, захватить австрийские магазины, навербовать в армию новых солдат. Это займет не больше двух недель, и силы распылять нельзя. Если увести часть войск к Висле, Гогенцоллерн сможет вывезти магазины за Днестр и явиться к Сандомиру с большой армией. Как бы не оказаться меж двух огней…

…В Лемберге восторженно приветствовали войска Великого герцогства Варшавского. В костелах звонили в колокола, в окна вывешивали красные и белые ткани, дети бежали следом за отрядами гренадеров. Ловко брошенный букетик ударился в грудь Доминика Рейтана, гарцевавшего впереди уланского эскадрона с новенькими эполетами на плечах; он поднял глаза к балкону, на котором стояло несколько барышень, и послал наугад воздушный поцелуй.

Помещики съезжались в город со всей округи; собрания шляхты заканчивались сбором средств под патриотические гимны. Поседевший и ссутулившийся, но не одряхлевший Игнаций Потоцкий, герой прошлого восстания, специально приехал в бывший (и будущий!) Львов, чтобы обнять Александра Рожнецкого, назначенного временным комендантом. Адам Потоцкий, в прошлом адъютант Ко-стюшко, привел целый кавалерийский полк, созданный на свои деньги; ему кричали: "Виват!" Впрочем, о Костюшко сейчас было лучше не вспоминать: поборник польской независимости не верил в Наполеона, "могильщика Республики". Рожнецкий издал прокламацию о том, что занял Галицию от имени императора французов. Черных двуглавых орлов с императорской короной Габсбургов повсюду заменяли французскими, а не белыми польскими, чтобы не прогневить другого двуглавого орла, не слишком-то спешившего лететь на помощь; за австрийскими чиновниками сохраняли их места, заставив присягнуть на верность Наполеону.

***

Генерал-лейтенант Суворов вертел в руках письмо, поданное ему Пеллетье. На вид ему лет двадцать пять, не больше; пухлые сочные губы, ямочка на подбородке… Похож ли он на своего знаменитого отца?

— Я буду с вами откровенен, господин генерал. Мне претит играть ложную роль.

Пеллетье напрягся, предчувствуя недоброе.

— Я знаю, что в этом письме. — Помахав им, Суворов небрежно бросил его на стол. — Адъютант князя Голицына упредил вас, доставив мне нынче утром совершенно противоположный приказ: не выступать из Влодавы еще недели две-три. Я наслышан о вас как о честном человеке и хочу, чтобы вы знали: большинство генералов, командующих дивизиями в корпусе его светлости, считают эту войну неполитичной, и я того же мнения. Австрия — наш давний союзник; вам должно быть известно, что я участвовал в нескольких кампаниях против Франции; мы не швейцарцы, проливающие свою кровь за деньги. Передайте это князю Понятовскому.

ПОРТСМУТ

Не замечательно ли, как различия в климате оказывают влияние на нравы! На острове Уайт уже в январе пахали плугом пашни и сажали деревья вдоль дорог — из этой изгороди получится прекрасный проспект. На фермах чистота необыкновенная, везде чувствуется хозяйская рука и достаток — следствие трудолюбия и прилежания.

Русские офицеры, ходившие к фермерам пить молоко, были удивлены, узнав, что на острове расквартированы войска — десять тысяч солдат! Жители этим нисколько не обременены, поскольку для армии построены огромные казармы.