Битвы орлов

Под Массена убило последнюю лошадь. Вскинув кверху шпагу, он пошел вперед во главе гренадеров, потом побежал. Выбитых из Асперна австрийцев преследовали еще с версту, пока не увидали марширующие навстречу дивизии. Выстоять против них в чистом поле было немыслимо; Массена вернулся обратно и занял оборону в поселке.

Десятки тысяч австрийцев шли плотными рядами; картечь пробивала в них бреши, но они смыкались вновь, точно волны Дуная. Пороховой дым смешался с гарью пожаров; задыхаясь, солдаты вслепую орудовали штыками; горящие балки домов обрушивались на тела, сцепившиеся в рукопашной.

С больших вязов на площади перед церковью сыпались ветки, сбитые картечью, — прямо на голову Массена. Не обращая на них внимания, маршал отдавал приказы и выслушивал донесения. Церковь и кладбище он брал и уступал уже два раза. Похоже, что снова придется отойти — лишь бы не дать неприятелю прорваться к мосту.

— Маршал Ланн приказывает вам атаковать неприятельскую кавалерию вплотную!

Бесьер дернулся так, что его лошадь взвилась на дыбы.

— Вы в своем уме, капитан? — рявкнул он на дерзкого адъютанта. — Разве так разговаривают с маршалом?

— Господин маршал, если бы я говорил с вами от своего имени, поверьте, я избрал бы иные выражения. Но мне поручено передать вам приказ.

— Приказ! Приказ! — Бесьер кипел. — Он отдает мне приказы! Атаковать вплотную! Он думает, что мы тут только фланкируем, что ли?

Капитан молчал, стиснув зубы. Он прекрасно знал, что Бесьер придет в ярость; по пути сюда у него даже мелькнула мысль: вот бы лошадь убило ядром — у него появилось бы оправдание, почему он вовремя не исполнил поручение. Давняя вражда Ланна с Бесьером ни для кого не была секретом, хотя причина ее уже забылась. Но раз сам император поставил Ланна начальником в центре и на правом фланге, субординацию надо соблюдать…

Лассаль рубился с венгерскими гусарами; дивизия Эспаня налетела галопом на пехотные каре, смяла их, несколько раз прошла сквозь ряды неприятеля и прорвалась к батарее. Там погиб генерал Фулер; генерала Эспаня разорвало ядром, когда он возвращался к Бесьеру с четырнадцатью орудиями.

Австрийская артиллерия приблизилась настолько, что снаряды достигали второй линии. Каждый раз, когда ядро со звоном ударялось о налобник меховой шапки, скрежетало по штыкам или с глухим стуком врезалось в чью-то грудь, легкое колыхание ружей пробегало по смыкающимся рядам. Ни крика, ни стона. Хорошо еще, что австрияки слишком суетятся и плохо целятся.

Ставка императора находилась в ста шагах от гвардии, оставленной в резерве. Чернышев искоса взглядывал на Бонапарта. Его круглое лицо было маской невозмутимого спокойствия, хотя не может быть, чтобы он не страдал, видя, как гибнут его лучшие солдаты.

И на старуху бывает проруха. Даже гений не смог предвидеть, что несколько жарких дней подряд в середине мая вызовут более ранний разлив Дуная из-за таяния льдов в Шварцвальде. Он торопился перейти Дунай, чтобы разбить эрцгерцога Карла на удобной большой равнине. Если бы он, напротив, подождал пару дней, уже Карлу пришлось бы ломать голову над тем, как навести мосты и переправить свое войско через реку, пока французы не истребили все припасы в столице. Впрочем, день еще не закончен, сейчас начало пятого. Только что сообщили, что мост исправлен. Подождем.

Пока кирасиры Нансути выстраивались в боевой порядок, ядра разбивали шлемы и кирасы; всадники смыкали ряды, ожидая сигнала к атаке. Солнце садилось у них за спиной, ядра летели из полумрака. Именно туда им и предстояло скакать, чтобы отбросить неприятеля подальше к наступлению ночи. "Рысью! Марш!"

В черное небо торжественно поднимались два огненных столба — это горели Асперн и Эсслинг. После грохота боя наконец-то установилась тишина, нарушаемая редкими выстрелами, — чтобы часовые не задремали. Изможденные солдаты спали, греясь от пламени пожаров. У реки шуршали лопаты: саперы возводили тет-де-пон; понтонеры связывали канаты и сколачивали брусья планками. По собранным на живую нитку мостам непрерывно шли войска: гренадеры Удино, дивизия Сент-Илера, легкая кавалерия, артиллерия, повозки с боеприпасами и провиантом. Адъютанты императора ныряли в темноту, уводя за собой очередной отряд на предназначенное ему место; палатка Наполеона стояла неподалеку, горевшая в ней масляная лампа не мешала спать.

В три часа ночи по всей линии началась канонада, заставив французов вскочить на ноги, а в четыре австрийские колонны двинулись вперед по всему фронту. Поле битвы напоминало раскрытый веер, всё полотно которого занимали австрийцы, а колонны французов были стержнями, упиравшимися в мост.