Битвы орлов

Должно быть, наводнение выгнало их из Пратера или с затопленных островков. Вмиг сделавшись охотниками, понтонеры превратили швартовы в арканы, стараясь набросить петлю на ветвистые рога. По радостным воплям Лежён понял, что охота увенчалась успехом; не совладав с искушением, он подошел посмотреть. Солдаты связывали ноги оленю и двум ланям, вытащенным на берег; животные мелко дрожали от холода и страха. У Луи сильно забилось сердце, когда он увидел крупные слезы, катившиеся из глаз оленя. Горло стиснуло от жалости к благородному животному: олень понимает, что его ждет, и знает, что не сможет предотвратить ужасного конца. Его рога, казавшиеся столь грозными в лесу, бессильны против человека, он не спасется сам, и самки погибнут тоже. Не в силах на это смотреть, Лежён снова сел верхом и поскакал назад через страшный остров, чтобы доложить обстановку императору.

Венгерские гренадеры подошли без единого выстрела к самым французским пушкам, но тут их остановил ужасный картечный огонь. Зная, что боеприпасы у французов на исходе, эрцгерцог Карл гнал пехоту вперед. Крепкие усачи сцепились врукопашную с юными солдатами Удино; Наполеон бросил в бой гвардейскую кавалерию — не столько чтобы вырвать победу, сколько чтобы спасти армию; на Бесьера обрушились австрийские кирасиры. Французская пехота расступилась, пропустив конников, а затем принялась стрелять в упор по их преследователям. Увидев, что потери слишком велики, Карл на время оставил французов в покое, тем более что Эсслинг был захвачен.

Шел четвертый час пополудни. Молодая гвардия, стойко державшаяся весь день под ядрами, рвалась в сражение. Решившись, Наполеон приказал Мутону взять четыре батальона фузилёров и отбить Эсслинг, а Раппу с гвардейскими егерями идти на помощь Массена. По пути Раппу встретился адъютант Бесьера, спешивший с донесением к императору; узнав о том, куца он идет, адъютант указал рукой на огромную неприятельскую колонну, надвигавшуюся на Эсслинг: если вы не поддержите Мутона, его непременно разобьют. Рапп колебался: выполнить приказ или послушать голос совести? Совесть победила, он пошел на Эсслинг.

Мутон уже вел своих людей в штыковую атаку на горящую мызу, где засел венгерский батальон; генерал Гро с отрядом императорской гвардии взял штурмом кладбище; захваченные врасплох австрийцы сдавались в плен. Что с ними делать? Их слишком много; отправить в тыл под конвоем — значит ослабить свои силы, ведь каждый человек на счету, оставить здесь — слишком опасно… Пленных не брать! Семьсот человек, сложивших оружие, были заколоты среди могил.

Теперь и малый мост разбит! Разъехавшиеся понтоны цепляли баграми, связывали канатами, крепили к опорам, балкам, сколачивали планками — какое-то время мост продержится, но надо спешить, ведь это единственный путь на Лобау! Выслушав донесение, Наполеон отправил Лежёна к маршалу Ланну — спросить, сколько он сможет продержаться.

— Сойдите с коня, полковник, тут постреливают.

Ланн сидел со своими офицерами за небольшим холмиком, кругом летала картечь. Три сотни гренадеров лежали пластом или скорчившись, прикрывая голову ранцами; деревянная изгородь должна была защитить их от кавалерийских атак. Картечь выбивала из земли фонтанчики пыли.

— Помните Сарагосу? Как мы сидели в траншеях? Там приходилось еще хуже, но город всё-таки сдался…

— Император спрашивает, сколько времени вы сможете удерживать позицию.

Ланн обвел рукой поле за холмиком.

— У меня остались только эти люди, но у них больше нет патронов, и я не знаю, где их взять. Передайте императору, что мы будем держаться до последнего человека.

У малого моста толпились раненые, напирая друг на друга, чтобы поскорее перейти. Плотники отпихивали их в сторону: мост опять сорвало, и его еще не закончили восстанавливать. Наименее изувеченные цеплялись за канаты, карабкались в лодки, мешая друг другу. Раненые и брошенные лошади, привыкшие следовать за человеком, тоже лезли в эту толпу, усугубляя сумятицу. Сбитые с ног люди падали в воду, захлебывались, тонули, человеческие обрубки уносило волной, пробиться обратно на берег не было никакой возможности. Лежён похолодел: нужно немедленно переправить на остров императора! Нельзя допустить, чтобы он погиб или попал в плен!

— Vive l’empereur!

Это кричали раненые, когда Бонапарт с Бертье и Дюроком медленно шли через лесок, где разместился полевой госпиталь. Чернышев следовал за ними; Бонапарт почему-то взял с собой именно его, хотя он был моложе в чине, чем адъютанты императора и даже остальные русские волонтеры. Хотел, чтобы он увидел эту картину и сообщил о ней в донесении государю? Израненные, исстрадавшиеся, окровавленные люди, которых Бонапарт привел сюда, за тридевять земель от дома, и заставил погибать на этой чертовой реке, расступались перед ним, восклицая: "Да здравствует император!" У одного была повязка на глазах, он не мог видеть своего императора, но тоже кричал.