Битва

Отогнав эту грустную мысль, он опять глазами пробежал последнюю в констатирующей части строчку, даже не всю ее, а только концовку: «…требуют незамедлительных и эффективных мер по созданию в кратчайшие сроки противоракетной системы…» «Щит» Горанина или «Меркурий» Умнова? Что же, не впервые ты должен решать подобные задачи, определять пользу истинную и временную…

Истинную и временную.

Со вздохом Звягинцев отклонился от стола, выпрямился на стуле и нажал кнопку звонка в приемную. Тотчас перед дверью, бесшумно закрыв ее за собой, встал помощник в темном строгом костюме, с бледноватым и худым лицом, выдававшим, что помощник страдал застарелым недугом.

— Бородин у себя или уехал домой? — спросил Звягинцев, еще испытывая какую-то скованность от недавних размышлений, но тут же подумал, что сухо обошелся с помощником, добавил: — Нужен был бы, Юрий Александрович…

— А он здесь, — ответил тот.

— Пригласите!

Звягинцев мог бы нажать кнопку селектора, мог бы сам пригласить своего заместителя, но отточенная годами интуиция подсказала ему: так, сам не передавая приглашения Бородину, он выигрывал минуты, чтоб окончательно обрести внутреннюю форму быть с Бородиным уже собранным, четким и точным. И действительно, когда в кабинете появился неторопливый Бородин, казалось, нисколько не удивившийся тому, что его позвали в столь поздний час, а, напротив, даже будто знавший с определенностью, что такое приглашение последует, Звягинцев с неожиданной веселостью подумал, пока тот шел от двери: «Хоть ты и спокоен, дорогой Виктор Викторович, но сюрприз-то тебя ждет!»

По обыкновению, на правах заместителя министра, ведающего головными разработками, по тем свободным отношениям, установившимся между ним и министром, Бородин спокойно и с достоинством сел на ближний стул к столу, чуть ссутулившись, наклонившись вперед, как бы говоря всем своим видом, что он готов к любым неожиданностям.

— Думаю, вам надо быть готовым, Виктор Викторович, к поездке в Шантарск.

— Когда? — Чуть вскинулись отяжелевшие влажные веки Бородина, и в глазах мелькнуло притушенное беспокойство.

— Пожалуй, завтра. — Звягинцев помедлил. — Или послезавтра.

— Что ж, в зависимости от результатов испытания «Меркурия»? Так понимаю?

— Нет, независимо от результатов.

— Вон что!.. — чуть протянул Бородин. — Не понимаю…

— Чего тут не понимать, Виктор Викторович? Вот! — Чуть налившись холодной сдержанностью, Звягинцев передвинул резко по столу проект записки, бумага скользнула по полированной глади на край, к Бородину. — Надо все досконально выяснить! «Меркурий» не перчатки, чтоб взять да и поменять на новые! Столько вложено, столько времени, надежд… — Звягинцев мрачновато примолк, суровостью набрякли щеки. — Что истинно, что временно?

— Но, Валерий Федорович, истинность и временность — категории не абсолютные!

— Не абсолютные, но достаточные.

Бородин притушил голос:

— Иной раз, знаете же, выгоды сегодняшние важнее завтрашних… Военные — за фактор времени. Например, Бондарин…

— А Янов? Маршал многоопытен, умеет смотреть широко.

— Не знаю его мнения, — ответил Бородин.

Мимолетная тень набежала на тугое лицо Звягинцева, и оно стало задумчивым.

— Но ведь другие силы могут проявиться, а?

— Могут, — согласился Бородин и выпрямился: — Значит, вступаем в противоборство?

Звягинцев поморщился: прямолинейность заместителя покоробила его, тут же почувствовал, будто слова Бородина «крутнули» его, какая-то защелка, удерживавшая на пределе душевное равновесие, соскользнула, и он вслед за тем весь вздернулся. Не заметил, что, словно по телепатической связи, спокойный, даже меланхоличный Бородин тоже вздрогнул, невольно подсобрался на стуле.

— Противоборство! — резко и сухо произнес Звягинцев, еще не глядя на заместителя. — Противоборство! — повторил опять. — Нет, Виктор Викторович, мы тут не для игры в крокет — в чьи ворота больше загнать шаров — поставлены! Не для этого! Государственные интересы блюсти поставлены! И спрос с нас за то. И значим мы что-то, если отвечаем такому назначению! Не противоборство — поиски государственной пользы! Поиски бесконечные, до самоотречения, до самоистязания… если хотите…

Запоздало осознал: сорвался — и угрюмо примолк, испытывая тягостное недовольство собой, подумал: «Еще, чего доброго, за слабость, за малодушие сочтет…» И поднял глаза.

— Валерий Федорович, — негромко заговорил Бородин, словно посчитав сигналом то, что министр наконец взглянул и, верно, помягчел, — я ведь тоже «за» и противоборство — будь неладно это словечко! — понимал в смысле отстаивания государственной пользы…

— Ладно! — отмашливо вздернул рукой Звягинцев, тут же поднимаясь с кресла. — Хорошо, что одинаково понимаем… Готовьтесь, Виктор Викторович! Пока! — И протянул руку.