Битва

Наконец прошли все доклады с «Дона»: о пятиминутной готовности, о минутной… О пуске. И тогда все стихло разом, прекратились команды и доклады, у индикаторных линеек в экраны вперились и операторы, и помощники Умнова; и всем теперь было ясно — затишье перед новым всплеском. И, словно боясь, что затишье затянется слишком, и тишины этой, лишь скрашенной шмелиным гулом вентиляционной системы, не выдержат человеческие перенапряженные нервы, Умнов негромко, как бы только для себя, спросил в переговорную трубку:

— На точках… ракета не обнаружена?

И будто этот тихий, негромкий вопрос, кем-то усиленный, взорвал тишину — от экранов посыпались доклады:

— Есть цель!

— Есть цель!

— Захват! Захват!

Коротко, точно отсчитывая секунды, замигало красное табло, взревела, оглушая стартовую позицию, сирена, и Фурашов представил, как расчет бросился сейчас от установки в укрытие (сколько раз он такое видел!), и мельком отметил: счетчик, отстукивая, отсекая секунды, перескочил очередную отметку. Слышно было, будто вдалеке мягко набирал скорость паровоз: чуф-чуф… Значит, вступила в работу вычислительная машина.

И вдруг табло погасло. Прекратилось чуфыканье…

Люди замерли. Молчали. Все было ясно: что-то случилось с машиной. Что-то… Окаменело, будто статуя, застыл Умнов: казалось, в нем остановился ток крови.

Тотчас то тревожное ощущение, забытое в живой динамике, царившей только что здесь, в отсеке, вновь жгуче коснулось Фурашова, и он, не отдавая отчета, что еще сделает, шагнул к Умнову. Возможно, Умнов упадет, возможно… И, должно быть, этот шаг, единственное движение здесь, в отсеке, в гнетуще-застылой секундной обстановке, вывел Умнова из состояния окаменелости: он кинул взгляд на Фурашова, теперь оказавшегося рядом, всего в шаге, и, будто даже не увидев его, поднял переговорную трубку:

— «Кобра»! Эдуард Иванович, что случилось?

— Остановилась программа.

— Так перезапустите программу.

— Но, Сергей Александрович…

— Никаких «но»! Выведите из обморока машину! Перезапустите программу!

— Есть!

Казалось, Умнов не видел теперь вокруг себя ничего, казалось, он был в отсеке один — стоял каменно и одиноко. Включилось, замигало вновь табло, зачуфыкал мягко и отдаленно «паровоз» — живые звуки наполнили отсек.

— Старт!

Не сдвинулся с места Умнов и теперь, не бросился к экранам, лишь неведомо почему поводил головой вправо-влево; все, кто был в отсеке, столпились у индикаторов. Даже Сергеев, склоняясь возле крайнего индикатора, возвышаясь над спинами операторов, следил за мерцавшими в искристой россыпи экранами. И только Фурашов, чувствуя тягучую слабость в ногах, стоял, не двигаясь, на прежнем месте, рядом с Умновым, рассеянно, с трудом постигая все происшедшее в эти мгновения на его глазах. В онемении, с шумом в голове, — должно быть, все же спадало напряжение, — он раньше ощутил пожатие руки, а уже после, вскинув глаза, понял, что руку пожал Умнов… Недоумение готово уже было отразиться на лице Фурашова, но тотчас онемелость и шум в голове как прорвало:

— Есть встреча!

— Есть встреча антиракеты!

Умнов молча и устало улыбался: теперь кровь отхлынула от его лица, оно стало сине-известковым, и он как-то обессиленно, неверно опустился на табуретку.

— Ура! Ура! — вдруг взревел весь отсек, и все, кто был в отсеке, ринулись к Умнову, обступили, кричали, поздравляли, жали руки… Он что-то отвечал, и та рассеянная, как бы прилипшая, улыбка неживым светом окрашивала его лицо.

5 марта

Живу два дня в Шантарске, в домике, — рай, да и только! Но райская жизнь все же омрачена — вечером позвонил начальник штаба Валеев: «Должен огорчить, Сергей Александрович, на одной пленке ошибки огромные — ни в какие ворота!..»

Вот уж истинно, радость коротка!

Поисковая группа еще не вернулась — какие-то там будут «доказательства фактами»? Ничего не поделаешь, остается сидеть и ждать. Ждать поисковую группу. Ждать окончательные результаты по пленкам: Валеев в конце разговора сказал, что «это предварительно». Смягчает удар?

После Валеева, ровно через час, на проводе министр Звягинцев:

— Ну, что у вас? — Вопрос жесткий, без околичностей.

— Предварительный отчет послан… Считаю результаты удачными… Метод, заложенный в «Меркурии», подтвердился…

— Удачными! — с недоверием проронил Звягинцев. — А эти ляпы, какие следуют из отчета? Как они?

— Они не имеют отношения к методу… И потом, продолжаем разбираться! Не вернулась еще поисковая группа.

— Разбирайтесь! Завтра у вас будет Бородин… На месте и разберетесь. До свидания.

Н-да, едет замминистра Бородин. Что это, Звягинцев не доверяет? Высокого представителя шлет… Разбираться! Не в этом ли разгадка того беспрецедентного решения, чтоб на таком определяющем пуске не было высоких представителей? Мол, как пройдет пуск — бабка надвое сказала! А будут представители, — значит, ответственность за исход ложится и на них… А тут случись плохой исход — и, пожалуйста, можно засылать представителей уже с разбором!

Неужели так? Неужели это Звягинцев?.. Фортуна против тебя, Умнов…

6 марта

Бородина встретили в обед. А утром в этот день что-то с фортуной стряслось…