— С тех мест, где он точно мог оставить «пальцы», будучи у женщины, мы их снять не сможем, — засмеялся Войцеховский.
— Увы! — хмыкнул Щерба. — Джума, пойди, пожалуйста, к Непомнящей вместе с Кирой Федоровной, подсоби ей.
— Произвести выемку кассет и бутылки? — спросила Кира.
— Непременно. Но с чем мы сравним — вот вопрос.
— У меня есть стакан, из которого Чаусов пил воду, — ответила Кира.
— Умница! Идите, и без «пальцев» Чаусова не возвращайтесь. За Жадана возьметесь потом.
— Вам так хочется подтвердить алиби Чаусова? — усмехнулся Войцеховский.
— Мне хочется знать, кто убил Гилевского… Да, Кира Федоровна, проверьте, был ли в тот день муж Непомнящей в командировке. Ты, Джума, попробуй зацепиться за Пестерева. По сюжету тоже не последняя фигура.
В это время зазвонил телефон. Щерба снял трубку.
— Слушаю. Щерба. Кто, кто? Следователь Паскалова у меня. Передаю ей трубку. — И обращаясь к Кире, сказал: — Директор музея по вашу душу.
Кира поняла, что-то стряслось, не стал бы Ласкин, деликатный человек, обзванивать прокуратуру, чтобы разыскать Киру.
— Это Паскалова, Матвей Данилович, — сказала она.
— Произошло нечто невероятное, — взволнованно произнес Ласкин. — Я очень бы хотел, чтобы вы приехали, если можно.
— Хорошо, минут через сорок. Терпит?
— Да. Жду вас.
— Что-то там стряслось, — сказала Кира Щербе. — Просит приехать.
— Поезжайте. Составь компанию Кире Федоровне, Джума, — попросил Щерба, — на всякий случай.
— Я тоже поеду, — произнес Войцеховский.
— Буду очень рада, — сказала благодарно Кира.
Ласкин ждал их у себя в кабинете. Он, правда, не ожидал, что вместо одной Киры заявятся трое и несколько растерялся.
— Что случилось, Матвей Данилович? — спросила Кира.
— Когда я куда-нибудь уезжаю, моя секретарша сохраняет мне все газеты: «Литературку», «Известия» и нашу местную «Городские новости», начал он несколько торжественно. — Сегодня я выбрал время, чтобы просмотреть всю пачку, что-то оставить для прочтения, остальные выбросить. И вот номер наших «Городских новостей», — воздел он руку с газетой, — где опубликована фотография покойного Модеста Станиславовича и небольшое интервью с ним с связи с его намечавшейся и такой престижной для нас поездкой в США. Когда я увидел фотографию, я пришел в ужас. Полюбуйтесь, протянул он Кире газету.
Она развернула ее во всю полосу. В левом верхнем углу фотоснимок: высокий лысый человек стоит на пороге кабинета.
— Что же вы увидели здесь необычного? Это, что не Гилевский? спросила Кира.
— Нет, это именно он! Но что за ним, вглядитесь?!
— Комната. Слева сейф.
— Какая вы невнимательная, — огорчился Ласкин. — Сейф, сейф-то приоткрыт. Щель почти с ладонь! Каким образом, как, кто?! Ведь второй ключ у меня!
Только теперь Кира поняла, что так взволновало Ласкина: действительно, дверь сейфа была приоткрыта сантиметров на шесть-семь. Кира передала газету Войцеховскому.
— Давайте пройдем в кабинет к Гилевскому, — предложил Войцеховский. Возьмите двух сотрудников. Матвей Данилович, нужны понятые…
— Он был заперт и тогда, когда мы осматривали кабинет в день убийства, я даже подергала ручки — заперт, — сказала Кира.
— Вы знаете, что там должно быть? — спросил Войцеховский у Ласкина.
— Разумеется! На память помню.
— Кира Федоровна, второй ключ у вас? — спросил Войцеховский.
— У меня.
— Тогда давайте откроем сейф.
С помощью двух ключей отперли дверь, открыли ее, тяжелую, массивную. Ласкин заглянул. Начал перечислять:
— Это скифские ушные подвески из золота с камнями. Ценность их в камнях. Нигде, никому, никогда они не попадались больше, словно природа один раз продемонстрировала их мастеру полторы тысячи лет назад и затем упрятала навсегда. Дальше. Это — декоративная булава — серебро, золото, драгоценные камни, подарок Сигизмунда одному из гетьманов. Пояс, IX век, выполнен из золотых пластин, покрывающих кожу, на бирюзовых камнях золотом арабские письмена. Два серебряных женских браслета, XI век, с черным жемчугом. И, наконец, константинопольская панагия VIII век, уникальная эмаль, по периметру бриллианты, по три карата каждый. Все на месте, закончил Ласкин.
— Вы уверены? — спросила Кира.
— Все, что в описи, а эту опись я знаю на память.
— Вы часто заглядывали в сейф? — спросила Кира.
— Почти никогда. Раз-два в год. В этом не было нужды. Часто лезть в него значило бы выразить недоверие Гилевскому, обидеть его.
— А сюда, в кабинет, часто заходили?
— При необходимости. Два-три раза в месяц… Что же преступник искал здесь? Странно, ничего не похищено!
— Этого мы еще не знаем, — ответила Кира.
Между тем Войцеховский думал: «Когда Паскалова осматривала тогда кабинет, с нею не было никого, кто бы часто имел возможность входить к Гилевскому и помнить, что, где лежит». Войцеховский обратился к Ласкину:
— Матвей Данилович, внимательнейшим образом осмотрите все вокруг, что сдвинуто, перемещено, переставлено местами, чего не хватает на письменном столе, на этажерке, где пишущая машинка, в общем все.