Снова принялся он шарить, но на этот раз головой, ища люк, чрез который спускали гробы. Он нашел его и, взобравшись на груду ящиков, попытался приподнять дверку плечами. Но все усилия оставались тщетными: доски не поддавались.
– Черт возьми, не околевать же мне здесь, как крысе! – воскликнул джентльмен и принялся, что было мочи ногами и руками барабанить по люку, воображая, что производит адский шум, который, без сомнения, привлечет всеобщее внимание. К несчастью, он и не подозревал, что его стук сливался с обычным шумом, всегда господствующим на нижних палубах парохода.
Видя безуспешность своих усилий и не намереваясь умирать от голода и жажды в трюме, который, вероятнее всего, откроют только по прибытии к месту назначения, он разломал свой гроб и начал досками стучать в железную обшивку стен.
Никто не откликался!.. Бессребреник окончательно выбился из сил, все тело его ныло, и вдруг он почувствовал, будто его окутали ледяным плащом. Странный шум наполнил его слух, в темноте трюма засверкали искры – этот призрачный свет вместе с обманчивыми звуками служил предвестником близкого конца.
Джентльмен употреблял все усилия, чтобы не поддаться слабости, которая все больше и больше овладевала им и перешла наконец в полузабытье.
Мысль, однако, продолжала работать. Опускаясь на один из ужасных ящиков, Бессребреник думал:
«Ну вот и конец тебе, Бессребреник. Ты преследовал безумную мечту об ослепительном богатстве; ты взял на себя слишком много!.. И к чему?.. Не лучше ли было покончить с собой сразу там, в отеле?.. Ну, ладно, что сделано – то сделано… Скоро ты станешь трупом, до которого никому нет дела… У тебя нет друзей… Кто о тебе пожалеет?.. Никто!..»
Но тут в его памяти пронеслось мимолетное видение: клочок голубого неба… деревья… птицы… цветы и на них бабочки… а среди всего этого прелестное женское личико, смотревшее на него с глубокой грустью. Он прошептал:
– Клавдия!.. Вот где следовало искать счастье!
Он вздохнул и, недвижимый, упал между двумя гробами.
Глава XXI
Однако Бессребреник не умер. Несмотря на все перенесенные мучения, вопреки всякой вероятности, он остался жив.
По случайности он пришел в себя при обстоятельствах столь же необыкновенных, как вся его жизнь со времени пари.
Он лежал неподвижно как труп, и минуты его жизни были сочтены, как вдруг почувствовал острую боль в ухе, которая все усиливалась.
Как будто кто-то с остервенением грыз кожу, покрывающую хрящ. Теплая струйка текла из раны на грудь умирающего. То была кровь! Его кровь!
Эта ужасная мысль заставила Бессребреника окончательно очнуться. Машинально он поднес руку к уху, и его пальцы ощупали мохнатое тело и холодные лапы с когтями.
– Крыса!
Тварь не убежала и продолжала свое дело.
Бессребреник схватил ее и крепко сжал. Крыса запищала и стала царапаться, джентльмен стиснул ее покрепче и вмиг задушил.
Тогда у несчастного, измученного лихорадкой, голодом и особенно жаждой, мелькнула ужасная мысль:
«Крыса! Я выпью ее кровь и съем ее».
Несмотря на все свое отвращение, он впился зубами в горло животного и, сорвав кожу ногтями, съел его мясо.
Этот ужасный обед оживил Бессребреника и возвратил ему силы.
Вместе с силами вернулась и надежда, хотя и весьма слабая. Бессребреник уже начал строить планы, рассчитывая на однообразную, но достаточно питательную пищу из крыс, благодаря которой по крайней мере он не умрет с голоду.
Теперь ему необходимо было придумать, как обратить на себя внимание экипажа; вскоре он нашел такое средство, оставалось лишь применить его.
Немедленно джентльмен принялся собирать обломки гроба, в котором лежал, затем на ощупь отыскал циновку, которой изнутри был выложен ящик.
Собрав все это в одну кучу, он высек огнивом огонь, зажег фитилек, поднес его к циновке, сплетенной из очень тонкого и сухого тростника, и начал изо всех сил дуть.
Циновка медленно затлела, поднялся густой дым, который мало-помалу наполнил весь трюм и начал пробиваться через незаметные щели в обшивке и перегородках.
На это именно и рассчитывал Бессребреник.
Пожар на корабле – самая ужасная вещь; поэтому при появлении малейшей струйки дыма или запаха гари объявляется общая тревога, развертывают пожарные рукава, каждый занимает свой пост, и производится самый тщательный осмотр судна с палубы до трюма.
Бессребреник верно рассчитал, что разведенный им костер привлечет в трюм кого-нибудь из экипажа; но не без тревоги спрашивал он себя, не задохнется ли и не изжарится ли он еще прежде, чем они спустятся вниз, так как из медленно тлевших обломков вдруг поднялся высокий столб пламени и, крутясь, стал разрастаться в ширину.
Яркий свет осветил все углы трюма и его мрачный груз.
Бессребреник тщетно пытался погасить огонь. Последний перекинулся на гробы, сделанные из очень сухого и смолистого дерева, и они загорелись.
От дыма, наполнившего трюм, и страшной жары стало невозможно дышать.
Бессребренику предстояло вторично перенести те мучения, которые он испытал в прерии, но с тем осложняющим обстоятельством, что здесь не было никакого средства спасения.