– Кто хоть пикнет – убью! Вы знаете, я никогда зря не угрожаю. Все по местам! Живо!
Просить, умолять было бесполезно. Прибегнуть к силе – нечего было и думать: у капитана было слишком много сторонников, более, чем у Бессребреника.
Винт бешено завертелся. Из трубы повалил густой дым. Пароход повез дальше по назначению свой странный и страшный груз.
Бессребреник, держась подле юнги за обломок, видел, что пароход уходит, и пустил ему вслед крепкое словцо. Больше ему ничего не оставалось. Приходилось покориться.
Юнга очнулся и с первого же взгляда узнал человека, который столь необычным способом появился у них на борту.
Несмотря на все неудобство своего положения, они ухитрились обменяться несколькими фразами.
Ободренный светлым и ласковым взглядом добрых глаз Бессребреника, бедный мальчик прерывистым голосом рассказал ему свою печальную историю.
Юнге было двенадцать лет. Его отец, матрос из Чарльз-тоуна, погиб во время кораблекрушения пять лет назад. Мать осталась вдовой с пятерыми детьми.
Тогда ему было семь лет, и он по мере сил старался быть полезным семье. Жили они в нищенской лачуге.
Он нянчил младших братьев и сестер, а мать тем временем надрывалась на тяжкой работе. Комиссионерствовал, бегал с поручениями. По вечерам у театра чистил публике обувь. Торговал газетами. Словом, брался за что угодно, лишь бы что-нибудь заработать.
Но судьба преследовала их неумолимо. Надломленная непосильной работой и безысходной нуждой, мать слегла в тифозной горячке. Ее отвезли в больницу. Несчастная металась в бреду и никого не узнавала. Так он ее больше и не увидел: она умерла, не приходя в сознание и не простившись с ним.
Непригляднее, чем когда-нибудь, показалось осиротелому мальчику его нищенское житье, и он долго и горько плакал, младшие дети тоже плакали и просили есть.
Есть было нечего.
Он пошел просить милостыню.
Принес несколько медяшек. Купили хлеба, поели. На этот раз голодная смерть отступила.
За комнату платили по неделям. На другой день наступал как раз такой срок. Детей выгнали на улицу.
И они пошли, все пятеро, куда глаза глядят, и стали просить милостыню.
Что же им оставалось еще делать – пятерым детям, из которых старшему не было и десяти лет?
Полиция в Соединенных Штатах, как и везде, не любит нищих. Детишек, разумеется, арестовали, как будто попросить голодному у сытых – преступление.
Когда полисмен вел по улице эту несчастную кучку голодных малышей, плакавших о матери и просивших есть, встретился грубоватый, но добродушный человек с волосатыми руками, кирпичным цветом лица и козлиной бородкой.
Он спросил у полисмена, что это за дети и в чем их вина.
– Нищенствуют, голодные.
– By God![15] – вскричал незнакомец. – Старший может уже работать. Я капитан купеческого корабля. Хочешь в моряки, малыш?
В моряки!.. Отчего же нет? Его отец был моряком.
– Хочу, сэр, – решительно ответил ребенок.
Он вытер слезы, простился с младшими и пошел за капитаном.
Спустя три часа его записали юнгой на большой клипер, груженный хлопком и шедший в Ливерпуль.
Через два года его покровитель умер в Новом Орлеане от желтой лихорадки, и бедный юнга опять остался на мостовой. Рок продолжал его преследовать.
На свою беду, он встретился с капитаном «Бетси», этим уже известным нам негодяем, и поступил к нему юнгой за баснословно малую плату.
Остальное известно.
Рассказ мальчика потряс Бессребреника.
– Ну, мальчик, не падай духом, – сказал он, – я спасу тебя.
Ребенок зарыдал, когда увидел, что ему искренне сочувствуют.
– О, сударь, вы очень добры, – сказал он, – но только я чувствую, что мне конец. Мои силы уходят. Я весь застыл. Я скоро умру.
– Нет же, не умрешь, зачем так говорить. Море велико, мы встретим островок, клочок земли…
Он сам не верил тому, что говорил, но юнга был такой слабенький, жалкий, ему хотелось утешить бедного малыша.
Мальчик с каждой минутой терял силы.
Стоны его становились все слабее. Руки едва могли держаться за обломок. Заливаемый постоянно набегавшими волнами, он весь дрожал и выбивал зубами дробь.
Бессребреник снял с себя пояс и привязал мальчика к обломку, так что тот мог разжать теперь руки и свободно передохнуть.
Закоченевшей рукой малютка отыскал руку Бессребреника и судорожно ее пожал.
От этого ледяного пожатия Бессребреник весь содрогнулся, как от прикосновения мертвеца.
Наступила ночь, разом, без сумерек. Ужасная ночь в черном океане, волны которого источали порою фосфорический блеск.
При всей своей силе и выносливости Бессребреник сам начинал чувствовать упадок сил.
Он промерз до мозга костей. Ему уже казалось, что он умирает. Всяким силам человеческим есть предел, и Бессребреник чувствовал, что этот предел будет скоро перейден.
Но он сокрушался не о себе. Он думал о ребенке.
Ему очень хотелось спасти юнгу, хотя бы ценою собственной жизни. Время от времени он заговаривал с ним, стараясь его ободрить.
Мальчик сказал ему свое имя: его звали Жорж.
– Меня тоже зовут Жоржем, тезка, – сказал Бессребреник. – Как ты себя теперь чувствуешь, Жорж?