О том же свидетельствует, кстати, и воспитание Степаном Трофимовичем Лизы, о чем можно судить по ее воспоминаниям. «А помните ваши рассказы, — говорит она своему бывшему наставнику, — о том, как Колумб открывал Америку и как все закричали: „Земля, земля!" Няня Алена Фроловна говорит, что я после того ночью бредила и во сне кричала: „Земля, земля!"» (с. 178-179).
Важнейший же результат воздействия Верховенского-педагога на юного Ставрогина хроникер передает без тени иронии.
РОМАНЪ Эедора Достоевскаго.
въ трш частяхъ
петь ими
С.-Петербуцгь.
К, Кол. t< 3J,
1873.
«Степан Трофимович сумел дотронуться в сердце своего друга до глубочайших струн и вызвать в нем первое, еще неопределенное ощущение той вековечной, священной тоски, которую иная избранная душа, раз вкусив и познав, уже не променяет потом никогда на дешевое удовлетворение» (с. 114). Педагогический результат этого — формирование юного мечтателя и роман- тика[12]. Достоевский хорошо представлял себе возможные негативные последствия подобного беспредметного мечтательства, но позднейшие срывы и эксцессы Ставрогина, как представляется, напрямую подобной системой воспитания обусловлены и объяснены никак быть не могут.
Таким образом, приходится констатировать, что в изображении Достоевским педагогической деятельности Степана Трофимовича (который, надо напомнить, был воспитателем не только Ставрогина и Лизы, но также и Шатова и его сестры Даши) трудно усмотреть прямое утверждение вины «отцов» за состояние душ молодого поколения. Для сравнения: «учительство» самого Ставрогина, его мощное, подчиняющее себе индивидуальность «учеников» воздействие на умы, прежде всего Кириллова и Шатова, представлено в «Бесах» гораздо более определенно и впечатляюще.
И тем не менее если взять образ Степана Трофимовича не исключительно в аспекте его педагогической деятельности, а во всей полноте, как этот герой предстает перед читателями в романе, особенно в первых, «суммарных» характеристиках хроникера, то историческая вина этого представителя поколения «отцов» за состояние умов в современном русском обществе предстает несравненно более ощутительно. Не случайно, кстати, почти все члены кружка Степана Трофимовича — Липутин, Лямшин, Виргинский — легко и быстро оказались «рекрутированными» в подпольную организацию Петра Верховенского. Атмосфера, царившая в кружке Верховенского-старшего, тому, бесспорно, немало способствовала. И причинно-следственные связи тут устанавливаются гораздо более непосредственно, нежели при ретроспективной характеристике Степана Трофимовича как педагога.
Впрочем, стоит отметить, что те качества героя, которые рельефно обрисованы хроникером при ознакомлении читателей с духом, царившим в кружке Степана Трофимовича, конечно же, проявились в Верховенском-старшем далеко не в самое последнее время. Большею частью они присутствовали в нем изначально. Кое-что раскрывается и при описании поездки Степана Трофимовича с Варварой Петровной в Петербург, имевшей место в предыстории романа. Так что, хотя Достоевский и не акцентирует этих качеств героя, описывая его как наставника Ставрогина и других молодых персонажей «Бесов», читатели имеют возможность экстраполировать известное им о Верхо- венском-старшем с других страниц романа также и на его былую педагогическую деятельность.
Достоевский тщательно собрал в образе Степана Трофимовича практически все исторические грехи, которые он традиционно инкриминировал западничеству. И прежде всего это оторванность от «почвы», незнание народа, отрицание русской национальной самобытности. «Все они (Белинский и его круг. —
«Знайте наверно, что все те, которые перестают понимать свой народ и теряют с ним свои связи, тотчас же, по мере того, теряют и веру отеческую, становятся или атеистами, или равнодушными», — продолжает свои инвективы Шатов и специально прибавляет: «И вы тоже, Степан Трофимович, я вас нисколько не исключаю, даже на ваш счет и говорил, знайте это!» (с. 112). Вслед за космополитизмом атеизм — это второй важнейший грех, инкриминируемый Достоевским в «Бесах» поколению «отцов».