Берегини

Когда Ормульву пошел пятнадцатый год, родственники его отца стали спорить о том, является ли мальчишка законным наследником Гуннара Длиннобородого или все же придется провести для него эттлейдинг – обряд введения в род. С одной стороны, никто не выказывал сомнений в том, что отец мальчика Гуннар, но ведь, если подумать, Ормульв появился на свет уже после смерти викинга, когда его жена стала свободной женщиной и могла выйти замуж за другого… Эти бесконечные споры были только на руку Ормульву. К тому времени он уже привык думать о себе, как о сыне конунга, и предпочел бы назваться безродным, лишь бы не входить в семью, которую он не считал своей. Потому, услышав, что конунг с сыновьями собираются плыть в Халогаланд, в гости к Олаву хёвдингу, Ормульв стал уговаривать Эйвинда взять его с собой на корабль. И все старался показать наставнику Сигурду, как он не по годам ловок, силен, и как предан молодым Торлейвссонам.

А уже на корабле начал думать: вот бы встретились на пути жаждущие поживы разбойники… вот бы пал в неравном бою старший из братьев, Орм… и Эйвинда пронзил стрелой вражеский лучник, а малолетнего Хельги подняли бы на копье… Тогда он, Ормульв, один из тех храбрецов, что сражались и уцелели в бою, подошел бы к скорбящему Торлейву и негромко сказал: у тебя остался еще один сын, конунг…

Но когда придуманная напасть наяву полыхнула в лицо обжигающим пламенем, ощетинилась острыми копьями и замахнулась тяжелой секирой, Ормульв Гуннарссон, храбрый и преданный воин, бросил свой меч и выпрыгнул с кнарра в море, улучив мгновение, когда Сигурд повернулся к нему спиной…

Асбьерн ярл, услышав слова Ормульва, подошел и сказал, с трудом сдерживая гнев:

– Придержи язык, Гуннарссон. Никогда в роду Эйвинда не было предателей и воров!

– Тебе-то откуда знать? – усмехнулся хёвдинг. – Ты чужеземец, изгнанник, лишенный всего. Верный пес, за подачку готовый мчаться куда угодно и лаять, когда прикажут.

Вокруг раздались возмущенные крики. Несколько хирдманнов схватили Асбьерна за плечи – ослепленный яростью, он едва не бросился на обидчика, и случись так, уже не пришлось бы собирать людей, не над кем было бы вершить суд. Таким своего побратима Эйвинд видел лишь однажды – в замке МакГратов, когда юный Артэйр бился с теми, кто предал его отца.

– Остынь, Асбьерн, – проговорил конунг. И спросил Ормульва:

– За что ты убил кормщика?

– Он нарушил мой запрет, – отозвался Гуннарссон. – Поделом ему.

– Зачем ты увез с собой девушек? – спросил его Инрик.

Ормульв в ответ лишь ухмыльнулся, и молчавший до этого времени Сигурд сказал:

– Твои дружки, Гуннарссон, хоть и получили свободу, но в душе остались рабами. А ты… Боги порой ошибаются и позволяют презренному рабу родиться в теле свободного. Если бы твоя мать знала, кого носит под сердцем, она бы легла вместе с мужем на погребальный костер…

– Не смей говорить о моей матери! – оборвал его хёвдинг.

– Довольно, – остановил их Эйвинд. – У вас еще будет время для перебранки. Ближе к вечеру соберем хустинг, а пока я хочу побеседовать с глазу на глаз со своими людьми и с датчанами, и узнать, как все было на самом деле.

Ормульв до последнего надеялся, что единственный уцелевший сын Торлейва конунга умрет от ран. Но старый Хравн знал свое дело, и к концу лета Эйвинд начал вставать и понемногу осваиваться на острове, а окрепнув и набравшись сил, стал ходить с рыбаками на лодке и помогать отцу готовить жилище к зиме. Когда выпал снег, он попросил Сигурда сделать ему лыжи, и очень скоро даже Ормульв с трудом мог угнаться за ним. Иногда Гуннарссон думал с досадой: вот бы искалеченный недомерок поскользнулся на круче, сорвался вниз и сломал себе шею… и тогда конунг обрел бы другого сына – более крепкого, более рослого, более хитроумного. И ввел бы его в род, сшив священный башмак, как положено по обычаю, и все стали бы называть его Торлейвссоном и наследником конунга. Единственным законным наследником…

Но боги хранили Эйвинда, и мечтам Ормульва не суждено было сбыться. За несколько зим Эйвинд вырос, возмужал и превратился в настоящего воина. Торлейв гордился сыном и называл его своей правой рукой. Рукой, сжимающей меч… Мальчишку, который не был рожден для того, чтобы стать вождем, теперь называли будущим конунгом.

Это было несправедливо. Испокон веков соблюдался закон: наследие предков, земля и власть переходили к старшему из сыновей. Ормульв родился на три лета раньше, но не мог заявить о своих правах до тех пор, пока Торлейв не ввел его в род и не сделал их с Эйвиндом братьями. А конунг не собирался этого делать, как ни старался Ормульв заслужить его уважение и отцовскую любовь.