Берегини

Оставались еще священные узы побратимства, которые были порой сильнее, чем кровное родство. Ормульв всюду следовал за Эйвиндом, не раздумывая, отправился с ним в поход, когда Вилфред Скала предложил юному Торлейвссону место у весла на своем драккаре, сражался с ним плечо к плечу и часто говорил о своей верности и дружбе. Он надеялся, что рано или поздно Эйвинд предложит ему совершить обряд. Так бы и случилось, если бы однажды во время похода Вилфреду хёвдингу не пришло в голову навестить в землях скоттов старого друга.

Если бы не появился у них на пути этот черноволосый выскочка-Артэйр…

У погибшего Торда не было в Стейнхейме ни жены, ни детей, ни других родственников. Но нашлось немало тех, кто готов был помочь храброму кормщику собраться в дорогу и отправиться в царство мертвых, зовущееся Нифльхель. Хьярти хёвдинг, с которым Торд часто ходил в походы, взял троих хирдманнов и пошел с ними за ворота, на каменистый склон, где жители острова хоронили своих умерших. Выкопать глубокую яму не удалось, но они набрали камней и обложили ими края могилы так, что она стала похожа на длинную, узкую лодку. Тем временем двое верных друзей переодели Торда в крашенную рубаху и штаны, натянули на застывшие ноги мягкие кожаные сапоги, застегнули на нем воинский пояс с ножнами и вложили в руки кормщика меч. Женщины собрали все его вещи и приготовили угощение, которое пригодится умершему в пути. Не жалели ни хлеба, ни сыра – кто знает, как далеко находится царство старухи Хель и как долго придется туда добираться пешком.

Вождям обычно давали с собой коня или снаряжали целый корабль, чтобы они могли быстрее попасть на неведомый берег. Хотя когда умер Торлейв конунг, его положили в обычную лодку – не было на острове Хьяр лошадей, а с трудом добытые корабли оставили тем, кто в них больше нуждался…

Когда день перевалил за середину, Асбьерн ненадолго заглянул в женский дом, проведать свою Фрейдис. Она встретила его радостной улыбкой – уже умытая, причесанная, переодетая в чистое платье. Но все же от внимательных глаз ярла не ускользнул ни отпечаток страдания, оставшийся на ее лице, ни следы от недавних слёз. Не укрылись синяки и ссадины от веревок, видневшиеся на тонких запястьях. Асбьерн не стал ни о чем спрашивать девушку, не стал утешать – просто молча обнял и зарылся лицом в ее золотистые волосы. Прежде неведомая горькая нежность заполнила его душу, защемила сердце. И тогда он понял, что должен сделать…

Мой повелитель Один, могучий Тор и щедрый Фрейр, я прошу вас о милости! Помогите мне уберечь от невзгод мою Фрейдис! Пусть все беды, что уготованы ей судьбой, достанутся мне одному – я мужчина и воин, я выстою. Справлюсь со всем, лишь бы ее защитить!

– Кому-то придется раньше всех пойти на снекке в Вийдфиорд, – сказал он вслух немного погодя. – И будет лучше, если отправлюсь я. Поплывешь со мной?

Долгождана кивнула. Тогда он склонился чуть ниже и тихо добавил:

– Тогда свадебный пир соберем перед отплытием.

Едва Йорунн закрывала глаза и пыталась уснуть, как ей начинало казаться, будто лежит она не на лавке в доме у Хравна, а в палатке, за кожаным пологом, и волны качают корабль вверх-вниз, и снасти скрипят, и в небе слышны крики чаек. У нее не хватало сил бороться с мороком – темная морская вода поднималась все выше, перетекала через борт, заливала палубу, подбиралась к ногам… Тогда она испуганно вздрагивала и просыпалась.

А проснувшись, снова видела знакомые стены, огонь, пляшущий в очаге, и Сакси, сидящего рядом и гладившего ее по голове. От его прикосновений делалось легче, и морок постепенно стал отступать. Палуба перестала качаться, птичьи крики и плеск воды растаяли, все вокруг заполнили тишина и покой…

Смэйни заботливо укрыла спящую ведунью меховым одеялом.

Ормульва хёвдинга и его людей оставили сидеть посреди двора, у всех на глазах, чтобы каждый, кто пожелает, мог подойти и высказать им в лицо то, что не позволят сказать на тинге. Гуннарссон бесстрашно поглядывал по сторонам, готовый ответить на любую угрозу и оскорбление. Но жители Стейнхейма смотрели на него – и проходили мимо… Только один мальчишка осмелился запустить в пленников камнем. Плоский голыш угодил Ормульву в грудь. Хёвдинг усмехнулся:

– Вряд ли ты сделал бы это, щенок, будь у меня развязаны руки.

Рядом с мальчишкой возникла Ольва, схватила несмышленого за ухо и строго сказала:

– Настоящий воин не станет глумиться над слабым и беспомощным, даже если тот ему враг. Храбрецы не нападают со спины, не бьют исподтишка, а оставляют противнику оружие и вызывают на поединок, где уже боги решают его судьбу.

– Складно болтаешь, чужеземка, – отозвался Ормульв. – Может, дашь ему меч, а мне мой топор, и посмотрим, на чьей стороне боги?

Остальные пленники рассмеялись. Ольва отпустила мальчишку и встретилась взглядом с Гуннарссоном. Ледяное презрение сквозило в ее глазах.

– Я говорила не для тебя, нидинг , – сказала она. – Тому, кто нарушил все мыслимые законы, не дадут умереть в честном бою.