Сколько Владычиц приходило сюда прежде, чтобы впустить в себя Силу и Любовь Богини и пробудить всю мощь Ваэссира, дарующую жизнь на новом витке! И все они знали, как знала и Амахисат, о цене этого блага, неизбежной, неумолимой – о всё более скором угасании смертной формы, бывшей сосудом для пробуждённой мощи.
Но никто из цариц не мог предугадать наверняка, когда за их Владыкой придёт смерть. Лишь на заре эпох, во времена диких культов наследников хайту, на царицу ложилась обязанность пресечь земную жизнь властителя, когда силы его были на исходе и больше не могли питать землю. А потом уйти вместе с ним.
Теперь требовалась лишь Сила Золотой… но и она несла на своих крыльях отсроченную смерть и возрождение…
Голоса Императора и царицы выплетали узор тайных слов, и он ложился невидимой витой сетью, соединяя пространства земного и незримого воедино. Сложная последовательность жестов их древнего танца вычерчивала мистическую структуру явлений – как росчерки падающих звёзд в тёмной бездне неба, – выхватывая и повторяя саму суть бытия.
А потом Амахисат сбросила своё облачение, и вместе с ним сбросила память о том, кем была и чего желала. У неё более не было имени – до краёв наполнившись Силой, она стала само́й яростью восходящей Звезды Разлива, затмевающей солнце, и самой Любовью, дарующей жизнь. Перед этой Силой преклонял колени Владыка Обеих Земель, возрождающийся Ваэссир, и она будила в нём потенциал творения.
Так Золотая возвращалась из жерла Первородного Пламени на землю, возвращалась в объятия Первого Эмхет, чтобы он мог оплодотворить землю. Подобно тому, как некогда Амн, Отец-и-Мать Мира, оплодотворил себя, запустив бесконечное движение, так ронял Ваэссир своё семя в первозданные воды, и Великая Река разливалась его жизнью, многократно умноженной любовью Богини.
На востоке ярко воссияла Звезда Разлива, и жрецы во многих храмах Империи, наблюдавшие за её движением вот уже не один век, отметили с облегчением: она горела чистейшим голубоватым серебром, а не кровавым пламенем, как в старинных текстах.
Выбрать тихое тёмное место у заводей оказалось не так уж легко – столица праздновала Разлив шумно и с размахом, как всегда. А огней – факелов, светильников, свечей – было столько, что казалось, ночь озарена ярче, чем день.
Толпы с песнями и смехом встречали ночь Разлива, восславляя Богов и Владык, свет и Великую Реку. Ночные шествия, переходящие в пиры прямо там же, на улицах, были в Таур-Дуат доброй традицией. В эти дни, казалось, все были равны. Впереди ждала целая декада праздников – сколько заготовленных хлебов и сладостей предстояло съесть, сколько вина и пива выпить! И главное, чтоб год был хорошим, – не забывать делиться трапезой с духами и божественными покровителями и с теми из соседей, кого Боги не одарили в этой жизни большим достатком.
Хэфер любил праздники Разлива, как и все рэмеи. Ему с детства нравилась эта особая атмосфера всеобщей радости, когда забывались все тяжбы и ссоры, и счастье разливалось полноводной рекой. Он помнил, как сопровождал отца вместе с семьёй, как занял особое место в ритуалах столицы после того, как был провозглашён наследником.
Сейчас, как и тогда, царевич направил свою волю в помощь отцу, не позволяя тревоге за Императора возобладать. Его губы невольно шептали слова тех же гимнов, и руки повторяли привычные ритуальные жесты, когда он преломил медовый хлеб, бросая часть в воды Апет, а потом откупорил узорную ритуальную флягу, выливая половину красного пива. Петь в голос он не рискнул, да и с собой взял только один украшенный священными знаками Разлива светильник, который сейчас держал сопровождавший его Ануират.
В эту ночь ритуалы в Апет-Сут возглавлял дядюшка Хатепер – с помощью Анирет и Ренэфа. Но Хэфер не решился не то что приблизиться к храму Ваэссира, а даже присоединиться к толпам празднующих на улицах, хотя едва ли кому-то сегодня было бы дело до него. Воспользовавшись общей весёлой суматохой, он покинул дворец так же, глубокой ночью, в сопровождении одного из псоглавых воинов. Оскорблять Богов и не праздновать Разлив совсем было нельзя. Да и сердце отзывалось колдовской ночи, просило присоединиться к чествованию.
Однако сегодня, несмотря на царившую повсеместно радость, Хэфер особенно явственно ощутил, что не принадлежит ни тому миру, ни этому. Чужак в собственном доме, вынужденный скрываться даже от родных. Наследник без трона, отмеченный противоречивым, рвущим разум благословением Богов. Он скользил по зыбкой грани между живыми и духами, но ведь именно это требовалось для его цели.
Мысли царевича обратились далеко – туда, куда стремилось сердце. Где-то праздновала Разлив его возлюбленная супруга, так же, в сопровождении только псоглавого воина. Когда он преклонил колено, чтобы погрузить ладони в поднимающиеся воды Апет, он подумал о том, что Великая Река сегодня объединяет всех. Отчётливо Хэфер вспомнил родные руки – хрупкие, всегда немного прохладные, – но пальцы ощутили лишь воду.