– Эй, Бенни, – произнёс он, вытаскивая фотографию в рамке. Бенни взглянул на неё. Это было групповое фото. – Уолтоны (101), – прокомментировал он.
Бенни присмотрелся и понял, что это что-то вроде семейной фотографии. На ней были изображены четверо людей, стоящих, вытянувшись по струнке, на фоне одной из тех разноцветных декораций, которые присущи большинству фотостудий.
– Это ты, Омар. Тебя трудно узнать без крема для обуви, размазанного по лицу.
Омар ткнул грязным пальцем.
– Гомер… Бойа.
– Это твой отец. Он – крупный малый… Рэмбо.
– Na’am. Shuf Ummee (102).
– Что?
– Э… Мардж.
– Значит, это твоя мать.
– Na’am, sahbee. Shuf Ukht (103), – Омар вздохнул. – Кахина.
– Это твоя сестра… Ukht?
– Na’am. Кахина.
– Кахина?
– Na’am.
– Только взгляни на неё. Она такая маленькая. Что же с ней случилось?
– Пас.
– Э… Омар. Кахина Надежда Чикаго?
– Na’am.
– Мучает изжога. Спросите Ренни? (104)
– La. Мучает изжога, спросите Ренни, – он постучал себя пальцем по лбу. – Mokh. Mushkela (105). Панадол быстро достигает источника боли.
Омар закатил глаза и вывалил наружу язык. Бенни чуть не заржал, но быстро сообразил, что его друг не пытается его рассмешить.
Омар забрал фотографию назад и погладил рукой стекло. С его носа упали две крупные слезы.
– Кахина, – выдохнул он, это слово с трудом пробилось сквозь его тоску. – Кахина, Кахина.
Это переходило уже всякие границы. Предполагалось, что их времяпрепровождение будет в стиле «Гек и Том» (106): два приятеля слоняются по округе, может быть, иногда влипают в неприятности, но без всех этих девчоночьих эмоций.
– Ты в порядке, Омар? Э… Sh’nawalek (107)?
Омар втянул носом воздух.
– Al-hamdu li’llah, – ответил он на автомате.
Но он был не в порядке. Определённо. Бенни всегда терялся в подобных ситуациях. Рыдающие люди сбивали его с толку, заставляя думать, что каким-то образом он стал причиной их слёз. Он приобнял паренька за плечи.
– Омар, Бинни. Би Джиз!
Омар вяло кивнул.
– Na’am. Би Джиз.
Но даже такой сильный стимулятор как наличие европейского друга не мог вытащить его из затяжной хандры. Это были неподдельные печаль и страдание. Бенни ещё никогда в своей жизни с таким не сталкивался. Они полностью преобразили его друга. Озорной огонь, всегда горевший в его глазах, потух, плечи опустились, а мышцы наоборот стали болезненно напряженными. Как вообще можно помочь справиться с чем-то подобным? Лоб Бенни начало покалывать от воспоминания о долгих часах, которые он провёл с ощущением, что его несправедливо обидели. Внезапно отсутствие карманных денег не показалось такой уж огромной проблемой.
Омар мощно втянул носом; с заметным усилием он начал успокаиваться. Затем, быстро прочистив горло, он сплюнул в костёр. Вверх, как вспугнутая змейка, поднялась струйка дыма. Он подпрыгнул вверх и потряс плечами, сбрасывая с себя остатки уныния.
– Бинни, – произнёс Омар, в его голосе всё ещё ощущалась некоторая доля серьёзности.
– Да?
– Бинни, Омар. Khouya (108).
– Чего?
– Би Джиз. Бинни, Омар.
– Верняк. Мы – братья. Na’am.
Омар улыбнулся. Он явно что-то решил.
– Джон-Понч.
– Мы поедем на мотоцикле? Куда… Ou?
– Feesa (109), sahbee. Быстрее, дружище.
– Да, да. Надеюсь, не Стадион Уэмбли.
– Mafi Уэмбли, – повторил Омар, нажимая на педаль стартёра старенького Пежо. – Надежда Чикаго.
Бенни поднялся на ноги, феска сползла ему на глаза. Значит, они собираются навестить сестру Омара. После секундного раздумья он запрыгнул на мопед. В этот раз решиться на это было легче – конечно, если тебя не застукали в первый раз, почему должны поймать сейчас?
Они сорвались с места прямо сквозь кустарники, ухабистая земля сделала попытку выбить из их позвоночников пару межпозвоночных дисков. Отрыжка от только что съеденного, не преминула воспользоваться случаем, чтобы выйти наружу, отчего Бенни ощутил запах использованных во время приготовления еды специй. Это его немного смутило.
– Эй, Омар. А где вторая индюшка?
Но Омар не понимал по-английски, да к тому же байк нёсся вперёд на бешеной скорости, так что его слова безответно повисли в воздухе. Да оно и к лучшему.
* * *
Эта поездка в город была опасней, чем когда-либо. Дизельные выхлопы и постоянный риск свернуть себе шею были обычным делом. Вслед им неслась визгливая ругань на арабском языке из уст каких-то пожилых мужиков в драных шлёпанцах. Иные даже замахивались на них тем, что в тот момент было у них в руках. Бенни чуть не потерял феску от удара задеревенелой розовой рыбиной.
– Beleed! – выкрикнул Омар.
Это выражение было легко запомнить, просто воспроизвести, и скорее всего, это не был комплимент. К тому же, если ты не знаешь точно, является ли слово ругательством, воспроизвести его – не является чем-то предосудительным.
– Beleed! – заорал Бенни вслед мужику с рыбой. – Beleed! Beleed!
Судя по выпученным глазам и упавшей челюсти мужика, произнесённое слово достигло нужного эффекта. Рыбак был так ошарашен тем, что европеец изъясняется на арабском, что наехал передним колесом на бордюр. Beleed. Надо запомнить.